Куколка

Бэлль расстегнула его штаны и засунула туда руку. К ее удивлению, оказалось, что у него очень маленький член, не больше, чем у мальчика. Он даже не возбудился, и она поняла, что ее план оседлать его не сработает.

— Пойдем со мной в кроватку, — позвала Бэлль, беря его за руку и стягивая с кресла.

Больше всего ее озадачил не крошечный пенис Бернара и не его неумение ласкать женщину, а его молчание. Он так непринужденно общался за ужином на беглом английском, они болтали в антракте в театре и в экипаже, когда возвращались в гостиницу, но, с тех пор как он попросил ее раздеться, Бернар не сказал ни слова. Раньше Бэлль с таким не сталкивалась; она заметила, что мужчины с маленькими пенисами обычно болтают больше остальных. Они не только уверяли, что у них маленький член потому, что они много пьют, но часто именно такие мужчины любили говорить всякие непристойности. Бернар продолжал молчать, даже когда она стала его раздевать.

Через час Бэлль всерьез стала подумывать о том, чтобы вернуть Бернару его сто франков, поблагодарить за ужин и удалиться. Она изо всех сил старалась его возбудить, но ничто — ни поглаживания, ни облизывания, ни посасывание — не срабатывало. Его член оставался таким же вялым, а сам Бернар — таким же молчаливым.

От плотного ужина и вина, которое они пили, а потом от шампанского, которое Гарсия заказал в номер, Бэлль хотелось спать, однако без одежды и одеяла ей было холодно. Наконец она вынуждена была признать, что не сможет заставить его член встать. Девушка села на кровать и прижала Бернара к своей груди, чтобы убаюкать его и признать свое поражение.

Но внезапно он стал сосать ее грудь, как голодный младенец, и когда Бэлль скользнула рукой вниз к его пенису, она с удивлением обнаружила, что он напрягся. Бернар застонал, когда она коснулась его члена, и еще сильнее впился в сосок. Бэлль настолько воодушевилась, что сжала его член крепче. Она подумала, что есть что-то нездоровое в том, что он возбуждается, только если одновременно сосет грудь и мастурбирует, но вздохнула с облегчением, наконец узнав секрет того, как его расшевелить.

Бернар кончил через несколько минут и только тогда вновь обрел дар речи и назвал ее «няня». Когда Бэлль взглянула на него, в глазах мужчины стояли слезы.

Через десять минут он уже крепко спал, прижимаясь лицом к ее груди. Интересно, кем была эта няня? И сколько Бернару было лет, когда у него был подобный опыт? У Бэлль возникло подозрение, что у него никогда не было нормального секса. Она жалела, что не поинтересовалась у него раньше, есть ли у него жена и дети. Она не знала о нем ничего.

Бэлль дождалась четверти первого, выбралась из постели и оделась. Она написала Бернару коротенькую записку, в которой поблагодарила за прекрасный вечер, и оставила ее на подушке. И тихонько вышла из номера.

Сейчас дежурил другой швейцар, не тот, что провожал ее к столику и открывал им двери, когда они вернулись из театра. Если ему и показалось странным, что женщина уезжает домой в одиночестве и так поздно, то виду он не подал. Швейцар помог ей сесть в экипаж и благодарно улыбнулся, когда она вручила ему чаевые — Бэлль решила, что для него это обычное дело.

Когда экипаж катился по пустынным улочкам, Бэлль чувствовала себя счастливой. За одну ночь она заработала больше, чем большинство женщин зарабатывают за месяц, вкусно поужинала, сходила в театр и к тому же дала Бернару то, чего он хотел. Порядочные люди могут счесть такие мысли отвратительными и греховными, но ей было наплевать на их мнение. Что касается Бэлль, она считала, что помочь не вполне адекватному человеку решить его сексуальные проблемы — дело, достойное уважения.

Глава двадцать восьмая

Январь плавно перетек в февраль, потом наступил март. Бэлль продолжала жить в гостинице «Мирабо» и зарабатывать сто франков за каждое свидание, которое ей устраивал Паскаль.

Она переехала в номер побольше, более солнечный, расположенный на первом этаже, с крошечным кованым балкончиком, выходящим в сад. Девушка купила одежду, шляпки и обувь, выучила достаточное количество французских слов, чтобы поддерживать простой разговор, и легко ориентировалась в Париже, как будто здесь родилась.

Возможно, Габриэль Эррисон догадывалась, чем ее английская гостья зарабатывает себе на жизнь, но это, казалось, не имело для нее значения. Если она уже не спала, когда Бэлль возвращалась по утрам, она всегда делала ей кофе с парой круассанов, даже если для завтрака было еще слишком рано. Еще Габриэль предложила стирать ее вещи, и Бэлль в знак благодарности каждую неделю покупала ей цветы. Хозяйка была не из болтливых — улыбка и пара слов, но по этим скупым словам Бэлль чувствовала, что она нравится этой женщине.