Кукольный загробный мир

Массовых слез и рыданий не последовало, но все отрешенно посмотрели друг на друга, боясь задавать какие-то наводящие вопросы, боясь, что неаккуратный вопрос может всколыхнуть новые затаенные ужасы. Винцела лишь непонимающе хлопала глазами, несколько раз открывала рот, но не издала ни звука. Ингустин закрыл лицо руками и полностью ушел внутрь себя. Три подруги — Леафани, Клэйнис и Таурья — принялись тихо перешептываться.

— Что же теперь делать? — Ахтиней вмиг забыл о недавней находке. Шкатулка с загадочным глазом теперь оказалась не важнее пустого места.

Хариами присел на один из пней:

— Послушай, Исмир, у тебя же на ходу та телега, что ты делал?

Исмирал кивнул головой, механически отвечая:

— Там нечему ломаться, два колеса да простой ящик.

— Я возьму с собой… да вот хотя бы Ахтинея, мы вдвоем перевезем их тела сюда, на поляну. А вы просто ждите, что еще остается? И займемся мы этим прямо сейчас. Ахтиней, пошли…

Оба удалились, прихватив с собой неуклюжую деревянную конструкцию.

Те, кто остались, долгое время разговаривали шепотом, любой громкий голос теперь почему-то пугал. Винцела медленно произнесла:

— Надо бы сообщить Гимземину.

Ингустин скривил неприятную гримасу:

— Кому?.. Вы же знаете, что ему на всех нас плевать!

— И тем не менее.

Вина, ни кого больше ни о чем не спрашивая, быстро зашагала в сторону севера.

Возвращались уже вдвоем: рядом с ней нервно вышагивал алхимик в своем длинном хитоне, болотный цвет которого с каждым интегралом дней становился все ближе к простой грязи, а не к зелени водоема. Гимземин нервно потеребил нос и сверкнул черными зрачками:

— Что, доигрались, запускатели времени?

Ему не ответили. Если сейчас копаться в прошлом, то эта авантюрная идея все-таки принадлежала звездочету. Никто другой попросту не смог бы ее осуществить. Никто не знал, что пространство скуки окажется куда более враждебным, чем прежние романтические мысли о нем.

— Как нам теперь дальше жить? Мы все тоже умрем? — спросила Таурья и сразу же закрыла ладонью рот. — Ой, я опять что-то не так сказала!

— Будете жить как обычно, — устало произнес алхимик. — Надеюсь, теперь свой любопытный нос поменьше высовывать станете куда не следует. Мне однажды уже доводилось видеть смерть… там, в ойкумене. Давно-давно.

Ингустин нахмурил брови, присев на пенек от странного недомогания:

— Разве ты помнишь что-то из ойкумены еще до остановки времени? Это ж было бесконечно давно…

Гимземин тоже решил присесть:

— Нет. У меня почти полностью пропала память, как и у вас всех, но иногда… — он на несколько секунд задумался, выставив свой длинный нос куда-то в сторону запада. Его свисающие до плеч черные волосы с цветными кончиками чуть трепыхались от случайного ветра. — Иногда, словно вспышки, мелькают фрагменты прошлого. Почему — не знаю. Может, пары в моей лаборатории так действуют?

— Скажи, что теперь делать? — робко спросила Риатта.

— Ничего. Насколько мне ведома ситуация, после смерти куклы попадают в замок последнего Покоя… это нечто вреде музея. И остаются там навсегда.

— Интересно, где его искать? — подал голос молчавший все время Эльрамус.

— Неинтересно, нигде не искать. Он сам отыщет. Он постоянно парит в воздухе и как-то чувствует наступившую смерть. Нам просто нужно устроить церемонию прощания, а для этого тебе, Исмирал, придется кое-что изготовить. Дай-ка мне листок да карандаш, я нарисую.

Главный конструктор поляны послушно сходил за названными предметами, после чего Гимземин что-то старательно выводил на листке бумаги. Стояла напряженная тишина. Небо, обманывая всех вокруг, пыталось изображать беззаботную ясность. Порхали птицы да неугомонные бабочки, но кошастый вдруг потерял к ним всякий интерес. Своим звериным умом он понимал — случилось нечто важное, а звериная интуиция явно чуяла запах беды.

Исмирал даже в самом мрачном кошмаре не мог предположить, что ему когда-то придется делать гробы. Таким странным словом алхимик назвал вечные лежанки для кукол, закончивших жизненный путь. По его чертежам он изготовил пять одинаковых продольных ящиков, чуть конических, отдав их в руки Леафани. Та уже вместе с подругами обшила их богатой пурпурной тканью, а по краям наложила траурную белую тесьму, вьющуюся ажурными кружевами. К изголовьям гробов она изготовила аккуратные атласные подушечки. Все взбивала их да приглаживала, чтобы ее друзьям было на них удобней лежать.

Кое-кто в Сингулярности еще пытался относиться к смерти как к чему-то не совсем серьезному, нефатальному. Словно куклы просто лягут надолго поспать — всего лишь на вечность. Ведь настоящих смертей, кроме Гимземина, воочию никто еще не видел. Ну, если не считать растерзанных когтями Лео неуклюжих бабочек.

А ветер шумел над поляной, тормоша траурный покой, пытаясь внести каплю личного оптимизма в океан печали…

* * *