Кукольный загробный мир

Если раньше за пределы тумана абстракций выходили очень редко: лишь от крайнего безделья или по нужде (насобирать ценных трав, к примеру), то сейчас прогулки вне Сингулярности превратились в захватывающие приключения. Довольно необычно было наблюдать, как там тоже колышутся деревья и дуют ветра. Раньше вся эта картина казалась словно нарисованной в воздухе. Три подруги — Леафани, Клэйнис и Таурья — в своих путешествиях обнаружили неподалеку от Сингулярности деревню, которую назвали Островом Блаженных. Столь странное название родилось из недопонимания, что там вообще происходит. Впервые забредя туда, они увидели приветливых счастливых кукол, ничем особым не занимающихся, а только праздно болтающих о разных пустяках. Все куклы, проживающие в ойкумене, были чуть ниже ростом, но не в этом суть. Старейшина деревни назвался Махаиром, он постоянно улыбался и, разговаривая о чем-либо, то и дело меж слов вставлял короткие смешки. У них на поляне самым смешливым был Эльрамус, но даже тот большую часть времени все же вел себя серьезно. Впервые заговорив со старейшиной, Леафани спросила:

— Чем вы вообще здесь занимаетесь?

Махаир, не переставая улыбаться, величественно произнес:

— Мы блаженствуем… — и приподнял вверх руки. Остальные обитатели деревни одобрительно закивали в знак подтверждения.

— М-м, понятно, а занимаетесь вы чем?

— Мы блаженствуем…

Клэйнис задумчиво почесала нос, а Таурья нелепо скривила виниловые губы, вопросительно глядя на подруг. Лефа уж не знала, как перефразировать вопрос:

— Хорошо, в перерыве между блаженством вы что делаете?

Махаир не лез в карман за ответом:

— Мы радуемся!

— Чему?

Старейшина развел руками, указав на четыре стороны света:

— Да всему вокруг! Радуемся горящим свечам: фиолетовый — цвет благословения, синий — цвет достоинства, желтый — надежды, а розовый — веселья. Также радуемся друг другу, птицам, что в небе, плюшевым зверям, которые иногда к нам забегают. Ветру. Небу. Деревьям. Разве мало поводов для настоящей радости?

Клэйнис еще раз потерла нос, озабоченно покачала головой и впервые задала собственный вопрос:

— Подождите, подождите… все это прекрасно, наверное. Но ведь необходимо иногда и погрустить, впасть в печаль, к примеру.

Махаир, не опуская рук, обнимающих воздух, задал самый наивный в мире вопрос:

— А зачем?

Клэйнис подумала: «действительно, зачем?» и очередной раз дунула на свою свисающую до глаз челку. Потом в результате беседы все же оказалось, что помимо праздных разговоров о всеобщем счастье, жители деревни выращивают на своих огородах декоративные растения, играют в лесах со зверями и даже иногда ходят к реке, чтобы сквозь прозрачную рябь посмотреть на подводных обитателей — парафиновых рыб. Они воодушевленно, сквозь неизгладимый смех, рассказывали, как рыбы иногда выпрыгивают из реки, делают сальто и вновь окунаются в свою родную стихию.

Так и сдружились. Эта неразлучная троица — Леафани, Клэйнис да Таурья — теперь частенько стали наведываться к Острову Блаженных поболтать о том, о сем. Каждый раз жители встречали их загадочной фразой:

— Ну здравствуйте, Возникшие из пустоты!

Леафани уж несколько раз спрашивала:

— Почему вы нас так странно зовете?

Но жители по своему обыкновению смеялись, уклончиво отвечая:

— А то вы сами не знаете!

Кстати, с того момента, как запустили время, больше никто не видел Незнакомцев. Авилекс заверил всех, что их отсутствие — добрая весть.

* * *

Хариами очередной раз прижался к скале, цепляясь металлической рукой за выступающий камень, а пластмассовой за продольную трещину. Кажется это все. Дальнейший путь невозможен. Страшно было глянуть наверх — там лишь отвесная черно-серая стена без какого-либо намека на растительность. Но еще страшнее было глянуть вниз — там пропасть, созданная его личным безумством, обманчиво похожим на отвагу. Лес превратился в зеленый шерстяной покров с миниатюрными игрушечными деревьями. Где-то далеко-далеко виднелась бледно-матовая полоска тумана абстракций, столь мизерная, что жизнь внутри нее сейчас казалась вздором. Механический музыкант, уменьшенный, наверное, во стократ, продолжал бренчать свою мелодию, равнодушно теребя струны. Ее звук слышался еще довольно отчетливо. Хариами осторожно, на свой риск высвободив одну руку, достал из кармана ракушку.

— Ави! Авилекс! Кто-нибудь!

Ответом были шумы, шумы и еще раз шумы. Субстанция отчаяния. Да, такого жгучего страха он не испытывал никогда в жизни, десятки раз уже покаялся в предпринятой авантюре. Но если бы покаяние способно было чудесным образом вернуть его в исходную точку… Он снова глянул в высоту — там уже не за что зацепиться, лишь голый камень да трухлявые слои скальных пород, готовые вот-вот сорваться в пропасть. «Так, назад!» — приказал он себе, но едва опустив ногу, не нащупал опоры куда ее ставить. Он понимал, что теоретически спуск существует, необходимо только найти прежние точки зацепок. Это был уникальный случай, когда движение вниз оказалось сложнее движения вверх. И одна-единственная ошибка могла оказаться последней в его жизни.