Кукушка

Зерги кивнула и опустилась на обломки рухнувшей стены. Морщась от боли, стала стаскивать сапог. Собака неподвижно замерла чуть в стороне, Жуга с трудом гнал желание рассмотреть её получше — что-то в ней было странное, привлекало внимание... Но сейчас он опасался потерять из виду основного противника.

— Девчонка с тобой? — безразлично спросила арбалетчица.

— Зачем ты спрашиваешь? Ведь знаешь, что со мной.

— Нет, но... она жива? С ней всё в порядке?

— Не надейся закончить своё дело. Второго раза не будет, ты меня знаешь.

Зерги, казалось, не обратила внимания на его слова.

— Тогда бедняжке повезло, — сказала она, стягивая второй сапог. — Слушай, тут кругом кирпич и камни, ты же не думаешь, что я нападу на тебя босиком? — Она перевернула обувку, вытряхивая камешки. — Врукопашную против тебя мне не продержаться и минуты. Может, хоть это заставит тебя меня выслушать.

Странник поколебался.

— Хорошо. Я выслушаю тебя, — наконец сказал он. — Положи оружие и отзови собаку. Тогда будем говорить... Проклятие, Сусанна, ляг обратно! У неё арбалет!

Девочка послушно юркнула обратно за камень, под одеяло. Зерги снова покачала головой.

— Нет у меня арбалета, — понуро сказала она. — И нож я потеряла. И драться не хочу. И собака не моя. И вообще, это не собака. Хотя тебе всё равно... Мы не враги, Жуга. Тот, в сером, ведь и нас хотел убить. Так что теперь мы с ним врозь. Поверь, я не вру. Я тебя никогда не обманывала.

— Всё когда-нибудь случается впервые... — проворчал Жуга. Посоха, однако, не опустил. — Зачем тогда ты ехала за нами, Белая Стрела?

Арбалетчица в изнеможении откинулась к стене и закрыла глаза.

— Я не знаю... Айе, сама не знаю... Наверно, так надо. Только не спрашивай, кому и зачем: я страшно устала, страшно, ни черта не соображаю... Я бы развела костёр здесь, ты не против? Завтра вечером я всё тебе расскажу.

— Вечером? — нахмурив лоб, переспросил Жуга. — Почему — вечером?

Зерги повернула голову к травнику.

— Потому, что днём я не смогу говорить, — ответила она, открывая глаза. — Жуга, послушай, я не думала, что всё зайдёт так далеко. Я думала, тот тип просто хочет убедиться, что ты жив, поговорить и всё такое, а он... Ох, чёрт... — Она потёрла живот и поморщилась. — Нам нужно было отыскать тебя, Жуга. Позарез. Хотя бы потому, что Андерсон теперь и мой враг тоже. Мой... и Рутгера.

— Рутгера? Какого Рутгера? А, того беловолосого... Он с тобой?

— Айе. Пообещай, что не тронешь его.

— Я ничего не буду обещать. Пусть он сам за себя попросит, если хочет.

— Ладно, — устало согласилась Зерги, поднимая руки в знак согласия. — Он тебя попросит... только потом. Сейчас у нас нет выбора. — Она обернулась. — Рутгер... подойди.

Жуга напрягся, ожидая появления из темноты наёмника, зашарил взглядом по кустам, но тут вперёд шагнул... белый волк. Приблизился без малейшего звука и всё в той же абсолютной тишине улёгся у Зерги в ногах. Вытянул передние лапы, положил на них тяжёлую лобастую голову и замер так, настороженно глядя на травника снизу вверх из-под насупленных бровей. Глаза у волка были ярко-голубые.

— Что за... начал было травник и умолк.

Повисла тишина.

Какую-то минуту травник медлил, словно взвешивая «за» и «против», потом решительно перехватил посох в левую руку, сделал шаг и тронул Зерги за плечо. Та не воспротивилась, не пошевелилась, осталась сидеть как сидела. Жуга наклонился, заглянул ей в лицо — в один глаз, в другой, потрогал запястье, поводил у неё над головой раскрытой ладонью, пробежался пальцами вниз по хребту, коснулся живота и сжал пальцы в горсть, будто собрал невидимые нити. Закрыл глаза и некоторое время так стоял, каменея лицом. Текли минуты. Ни волк, ни арбалетчица не шевелились. Девчушка у костра смотрела на всё это чуть ли не с суеверным ужасом.

Наконец травник выдохнул, шумно и прерывисто, будто он перемёрз и у него дрожала челюсть. На пальцах, сжавших посох, проскакивали искорки.

— Теперь ты мне веришь? — едва ли не с мольбой спросила Зерги. — Веришь? А?

— Яд и пламя... — тихо выругался травник вместо ответа, опускаясь перед девушкой в зелёном на колени. Сусанна не видела лица травника и потому невольно вздрогнула, когда он вновь заговорил. И поразилась — столько изумления, растерянности и неверия было в его голосе. — Что ты сделала с собой? — Он перевёл взгляд на волка. — Что ж вы оба натворили...

Зерги подалась вперёд, уткнулась травнику в рукав рясы и тихо заплакала.

* * *

Десятая кружка пива шла с трудом, можно сказать — в мучениях. Иоахим Шнырь сопел и отдувался, наконец всё-таки сдался и поставил её на стол. Подпер ладонью голову, зубами оторвал полоску мяса от копчёного бараньего ребра и принялся жевать, медленно двигая челюстями. Так он и сидел, уставившись в точку перед собой невидящим взором.