Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве

С фашистской силой темною, с проклятою ордой…Гнилой фашистской нечисти загоним пулю в лоб…(Василий Лебедев-Кумач),

любопытно, что в некоем прототексте «Священной войны» времен Первой мировой речь шла о «тевтонских ордах», что куда более жестче, на мой взгляд.

Была народная песня «Это было в городе Черкасске», думаю, периода гораздо более позднего:

Как-то в город ворвались фашисты,Стали девочку они пытать…

Наконец, из саундтрека к фильму «Освобождение» (1975 г.):

Четвертый год нам нет житьяОт этих фрицев…

Но тут аутентичности мало — Михаил Ножкин явно делал стилизацию, и получилось не очень удачно. Как точно заметил Сергей Боровиков, высказавший автору много ценных критических замечаний по теме: «песня Ножкина из „Освобождения“ — из самых фальшивых, якобы от имени фронтовика, сляпанная сленгом шестидесятника».

Чаще всего речь идет о неких неконкретизированных «врагах», причем даже в предельно откровенной для того времени уже упоминавшейся «Враги сожгли родную хату» (Михаил Исаковский, 1945 г.).

Примеров масса, но интересней другое — и враги-то появляются как посторонняя, а то и потусторонняя сила, о существовании которой необходимо знать, но которая в данный момент не проявляет себя действием. В песне времен ВОВ и около того русский человек вообще практически не показан в бою, в атаке, в рукопашной… Другое дело — в походе, на позициях, до или после боя…

Любопытно: сцены и атмосферу боевой работы полноценно прописал в военной песне Владимир Высоцкий, и значительно позже. У него встречается и совсем уж мистико-бытовое обозначение врагов — «они».

Прошли по тылам мы, держась,Чтоб не резать их, сонных…(«Черные бушлаты», 1971 г.)

С первых строчек в боевую работу, «как в пропасть шагнуть из окопа» — трудновато даже для Высоцкого, и потому являются образы, которые, кабы не тема, тянут на зачин анекдота. Небесный квадрат предстает ломберным столиком:

Их восемь, нас двое.Расклад перед боем —Не наш, но мы будем играть!Сережа, держись,Нам не светит с тобою,Но козыри надо равнять.(«Песня о воздушном бое»)

Ладно, все летчики — в той или иной степени игроки (хотя и не все преферансисты), но не все солдаты — похмельные шабашники:

Вцепились они в высоту, как в свое,Огонь минометный, шквальный.А мы всё лезли толпой на нее,Как на буфет вокзальный.(«Высота»)

Неверные ноты, однако, у Высоцкого эпизод — толстовская мощь звучит не в снижении боевой работы до уровня национальных забав, а в возвышении, через вовлечение в солдатский труд светил, стихий, таинств (и — ни малейшего символизма):

Рука упала в пропастьС дурацким звуком «Пли!».И залп мне выдал пропускВ ту сторону Земли…(«Тот, который не стрелял»)

…Здесь никто не нашел, даже если б хотел,Руки кверху поднявших.Всем живым ощутимая польза от тел,Как прикрытье используем павших.Этот глупый свинец всех ли сразу найдет,Где настигнет — в упор или с тыла?Кто-то там впереди навалился на дот,И земля на мгновенье застыла.Я ступни свои сзади оставил,Мимоходом по мертвым скорбя,Шар земной я вращаю локтямиОт себя, от себя.Кто-то встал в полный рост

И, отвесив поклон,Принял пулю на вздохе.Но на запад, на запад ползет батальон,Чтобы солнце взошло на востоке.Животом по грязи, дышим смрадом болот,Но глаза закрываем на запах.Нынче по небу солнце нормально идет,Потому что мы рвемся на запад!Руки, ноги на месте ли, нет ли?Как на свадьбе, росу пригубя,Землю тянем зубами за стеблиНа себя, под себя, от себя!(«Мы вращаем землю»)