Культурный разговор

Конечно, он лузер, но виноват ли наш герой в том, что полное отсутствие совести в этом времени – залог преуспеяния? И если он устанет и выбьется из сил, оплеванный и обруганный, кто будет читать детям Пушкина, кто отправится в школу к звериной массе пробиваться к их неразвитым мозгам и зачаточным душам?

Да никто. Это, можно сказать, последнее танго интеллигента. Ему под сорок, он еще хватанул какой-никакой культуры, а дальше – всё, тишина… Или все-таки «и свет во тьме светит, и тьма не объяла его»?

Александр Велединский (сериал «Закон», картины «Русское», «Живой») снял легкий, смешной, умный, обаятельный фильм вполне в современной манере, да только никакие технологии не вылезают и не настаивают на себе. Ему важно «что», а не «как». Превосходно исполнены все роли второго плана (особо отмечу Анну Уколову в роли бесшабашной Ветки, Агриппину Стеклову – завуча и Александра Робака в образе жлоба Будкина). А претензии клуба любителей Алексея Иванова к тому, что, дескать, «в книге всё не так», выдают в них умственный уровень учеников того самого 10 «А» – решительно не понимающих, что такое «художественное кино». Главное дело, и понимать не собираются!

Самому автору романа фильм чрезвычайно понравился. Думаю, что именно «Географа» и следовало бы отправить в этом году на соискание «Оскара». Он рассказывает о России без подражанья и прикрас, с той смесью юмора и печали, горечи и любви, которая безошибочно метит все настоящее, художественно «русское».

2013

Андрей Звягинцев попал в исторический переплет

В прокат наконец-то выходит злосчастный «Левиафан» Андрея Звягинцева, получивший «Золотую пальмовую ветвь» за лучший сценарий в Каннах и «Золотой глобус» в Америке. И бурю негодования – на родной земле. Утонченный режиссер-киноман попал в исторический переплет. Не в цветной, но в черно-красный мир, где царят не законы художественности, а яростная логика войны: ты с кем, ты за кого, ты Плохиш или Кибальчиш, ты вообще, Родину любишь или как?

Странно было бы требовать от обозленного народа, чтобы он смаковал исключительные достоинства операторской работы Михаила Кричмана, наслаждался изящно-напряженным унынием музыки Филиппа Гласса или увлеченно обсуждал, кто играет лучше – Елена Лядова или Анна Уколова (разумеется, великолепная Уколова). На повестке дня вопрос из годов примерно тридцатых– пятидесятых прошлого века – изображен ли на полотне Звягинцева действительный «мрак путинской России», как выражается Дмитрий Быков, или режиссер подло оклеветал родную землю, присоединившись к ее бесчисленным врагам?

Всего лишь три-четыре года назад, когда и снималось это кино, ничего такого страшного «Левиафану» не грозило. Никому же не пришло в голову обвинять предыдущую картину Звягинцева, «Елену», что она клевещет на простых русских женщин. Никто тогда и подумать не мог, что массы сохранили нетронутой способность к предельному обобщению, о которой с ужасом писал еще Гоголь: возьмешь в герои майора – все майоры кричат: «Он нас унизил». Но вот наступили роковые времена, и Валерию Гришко, главному режиссеру Самарского театра драмы, скромно исполнившему в «Левиафане» эпизодическую роль архиерея, местные энтузиасты грозят отрешением от должности. Какой-то прямо стихийный «символизм» – в фильме видят не то, что там есть, а набор символов: дескать, изображается не один мэр, один архиерей и так далее, нет, это режиссер выступил вообще против союза власти и церкви, гибельный для простого человека.

Если бы дело так и обстояло, то есть Звягинцев дорос бы в отрицании до масштабов протопопа Аввакума! По крайней мере было бы за что муки принимать. Но для меня очевидно, что никакого антипатриотического отрицания в «Левиафане» нет. Его «вчитали» негодующие зрители. Если толковать об отрицании, то Звягинцеву подозрительна жизнь в принципе, жизнь как таковая. В его картине «Изгнание», скажем, действие происходит на благополучной буржуазной чужбине, но герои точно так же несчастны и отчуждены друг от друга. Настоящая родина режиссера – это авторское кино, и его он, конечно же, страстно любит. Его чистенькие камерные истории исходят из современного облика жизни, но тонированы в стиле не родимой чернухи, но «скандинавского нуара» высшей марки (Ингмар Бергман, Ларс фон Триер). Пристрастие к любимому кино для режиссера важнее импульсов реальности. Поэтому ни на какую «картину современной жизни» его фильм не тянет, он вообще не жизнью рожден.