Культы, религии, традиции в Китае

Относительно главы ада в целом в пантеоне существуют разночтения. Иногда считают этим главой самого Юйхуана шанди. Однако чаще всего в качестве главы подземного царства выступает бодисатва Дицзан-ван, также служивший объектом восторженного почитания. Именно Дицзан-ван, иногда отождествлявшийся с божеством Земли, являлся лично в подземное царство, с тем чтобы перенести заслужившие того души на небо, в Нирвану, к великим Будде и Амитабе. И для того чтобы все это произошло незамедлительно и в лучшем виде, сразу же после смерти человека буддийский монах пишет стереотипную молитву, — образцы которой в обилии приведены в труде А. Доре,— и просит Дицзан-вана исполнить его долг [340, т. I, 69—82, т. VII, 235—249]- Этой же цели, в конечном счете, всегда служили те 49 дней чтения сутр над гробом, которые, по буддийским верованиям, открывали покойнику путь на небо.

Конечно, китайские представления об организации загробного мира, о функциях и значении божеств подземного царства никогда не были едиными и стройными. Во многом они менялись, особенно в зависимости от местных обычаев. Но в основных принципах концепция загробного мира была характерна для всей страны. Повсюду о покойниках и их будущем всегда тщательно заботились, дабы все три души были удобно устроены там, где им надлежало быть. Культ предков по-прежнему доминировал в религиозно-культовой системе страны. И хотя эта привычная традиционная доминанта и не была чересчур мрачной и гнетущей для живых, именно она прежде всего определяла характер и направленность множества важнейших ритуалов.

Магия, ментика, суеверия

Обслуживание нужд покойников, равно как и различные формы общения с демонами и система обезвреживания их злых чар,— все это тесно соприкасалось с проблемой места и роли в религиозном синкретизме магии, мантики и связанных с ними суеверий. Весь этот комплекс древнейших верований, сложившийся еще в неолитическом Китае, продолжал существовать тысячелетия, постоянно развиваясь, обогащаясь, приобретая новые оттенки, направления. Религиозный даосизм с его новейшими магическими, астрологическими и алхимическими средствами, а затем и буддизм, особенно тантризм, внесли немало нового в этот комплекс. Сложение системы религиозного синкретизма в свою очередь сыграло важную роль в деле усиления значения и влияния в стране магических приемов, мантики и суеверий, в широком распространении их, придании им общезначимости. Разумеется, все это касается в основном низшего пласта религиозных верований, народной религии. Однако немало гадательных и магических приемов (фэн-шуй, гадания при браке и т. п.) и элементарных суеверий имело универсальное распространение, касаясь и высокообразованных шэньши-

Многочисленные магические приемы, включая черную магию, спиритизм и т. п., играли центральную роль в деле налаживания контактов с духами, предками и всеми силами потустороннего мира. Магия с ее системой отпугивающих злые чары зеркал, амулетов-оберегов, надписанных или рисованных изображений-заклинаний, обращенных к божествам и сжигавшихся после их торжественного прочтения мб-литв-просьб на специальных бланках охватывала густой сетью всю повседневную жизнь китайцев [340, т. I—IV; 699, 149 и сл.]. Еще задолго до рождения человека его мать исполняла определенные магические обряды для облегчения родов и благополучного разрешения от бремени, другие обряды сопутствовали каждому дню жизни и каждому шагу младенца. Ребенок, а затем и взрослый должен был регулярно совершать определенные магические действа, ставившие целью защитить его жизнь, близких, дом от влияния злых духов, приобрести защиту и покровительство соответствующих божеств. Наконец, магические приемы сопровождали похороны человека и всю его предполагаемую загробную жизнь. Не следует при этом забывать, что наряду с простейшими магическими приемами, граничившими с элементарными суевериями и практически доступными каждому, имелись и более сложные, осуществлявшиеся специалистами своего дела. К ним обращались в особо важных случаях, и обставлялись они наиболее торжественно. Но цели были в основном те же. И когда монахи в храме торжественно сжигали бумажку-молитву с обращенной к божествам храма просьбой, смысл этой акции в конечном счете тоже сводился к той же магии — магии слова, магии ритуального действия.