— Ну да, — подтвердил пацан. — Я знаю, сколько костей в треске, семге, осетре и белуге. Даже норвежскую сельдь, и ту знаю!
— Норвежскую?
— Мы почитай на каждом выходе с ними пересекаемся, — кивнул Денис. — Они, в отличие от наших, прямо на корабле рыбу солят.
— А ваши?
— Так в амбарах, вестимо, — пацан бросил на меня снисходительный взгляд. — Так соли меньше уходит, и до весны можно рыбу хранить.
— Постой-ка, Пахом сказал, что он сразу в бочки рыбу укладывает…
— Это только Пахом так делает, — скривился Денис. — Чтобы купцам втридорога продавать. Другим так делать не позволяет.
— Понятно…
Чем больше я узнавал про Пахома, тем больше у меня к нему появлялось вопросов.
— А скажи мне, Денис, если я тебе рыбу свежую доставлю, сможешь всю её почистить и в сосновые бочки уложить?
— Смогу, как не смочь, — важно ответил мальчик. — Только без толку все будет.
— Это ещё почему?
— Сосновые бочки вкус портят, — авторитетно заявил пацан. — Если как староста делать, чтобы богачам продавать, то нужно буковые или дубовые бочки. И соль хорошую.
— Такая пойдет? — я достал из Инвентаря пудовый мешок соли.
Денис её внимательно осмотрел, попробовал и важно кивнул.
— Пойдет.
— А бочки где взять дубовые?
— Это вам, господин Макс, в Николаевск надо.
— Ясно… А расскажи-ка мне, Денис, про то, как местные рыбу ловят.
— Я бы рад помочь, господин Макс, но завтра мне на коптильню с утра-пораньше.
— Забудь про коптильню, — я выложил перед пацаном горсть серебряных монет. — Я приглашаю тебя к себе на работу. Пойдешь?
— Пойду, — завороженно кивнул пацан, не отрывая взгляда от денег. — А что делать-то надо будет?
— Это я тебе сейчас расскажу.
Наш разговор затянулся на три с лишним часа, и я узнал о рыбной ловле много интересного.
И о том, как солят рыбу на корабле, и о том, как она гниет в коптильнях, и о разнице в цене на разные сорта рыб.
Но самое главное, что я понял — моя бизнес-идея обречена на провал.
За оставшиеся двенадцать дней физически невозможно продать рыбы на тысячу золотых.
Даже если брать бочонок за три серебрушки и продавать в Николаевске за шесть-семь монет, выходило, что для оборота в тысячу золотых я должен перепродать двадцать пять тысяч бочек.
И это было нереально.
Даже если я сделаю ставку на качество и выручу в два раза больше, то все равно остается неподъемная ноша — двенадцать с половиной тысяч бочек!
Что до очищенной рыбы, то и здесь все было не так радужно, как хотелось бы.
Да, рано или поздно очищенную рыбу распробуют, да, её начнут покупать, но я физически не смогу заготовить много рыбы — раз, запустить рекламу — два и наработать репутацию — три.
И это я молчу о транспортировке рыбы из Николаевки в Николаевск…
Когда Денис, из которого я вытянул все, что касалось рыбной ловли, уже откровенно поплыл, я попрощался и, выбравшись на улицу, медленно побрел на берег.
Коротать оставшееся время до рассвета и думать.
Заготовка, транспортировка, оптовая продажа… — все это могло сработать, но нужно было больше времени.
У меня же оставалось всего двенадцать дней.
И, как ни крути, на ум шли лишь две вещи.
Первое — Проколы. Второе — норвежская сельдь.
И выбирая между Проколами и норвежцами, я склонялся к последним. К тому же, как оказалось, норвежцами Денис называл моряков, живущих на границе с Норвегией.
Если я правильно понял, то это были местные поморы, которые промышляли в Норвежском море.
У них можно было купить сельдь по приятным ценам, и я решил, что это мой шанс.
Меня, правда, смущал правовой статус моряков — гражданами какой страны они были, Денис сказать затруднялся.
Я же постоянно держал в голове запрет на международную торговлю для простых торговцев и купцов.
Но, взвесив все за и против, я решил рискнуть.
Уж слишком многое стояло на кону. Провал экзамена — раз, год моей жизни в Храме — два и опасность получения второго ранга — три.
Ведь если тот человек, у которого в данный момент находится Свеча, увидит, что огонек вспыхнул где-то в Храме, у меня начнутся серьёзные проблемы.
А значит, или я получаю ранг в Николаевске, или не получаю его вовсе.
Да и потом, не зря все действительно богатые люди говорят, что могут отчитаться за каждый миллион, кроме первого.
К счастью, мои нерадостные мысли были прерваны появлением Пахома и его работников.
Хмуро поздоровавшись, староста проводил меня к рыболовной шхуне и, спустя каких-то полчаса, мы уже шли под парусами.
Пахом хмуро правил кораблем, а двое его помощников, такие же здоровенные лбы, как и сам староста, готовили сети и драили палубу.
Было видно, что Пахом не в восторге от моего присутствия, но на рожон староста не лез.
Даже когда я сказал, что рыбная ловля отменяется, и мы идем искать норвежцев, Пахом не стал возмущаться и лишь хмуро кивнул.
Из трех часов бесконечного блуждания по свинцово-черному морю мне запомнились лишь две вещи.
Постоянное чувство своей ничтожности по сравнению с морской стихией и рассвет.
Глядя на рассвет, я впервые за три дня почувствовал… внутреннюю наполненность, что ли?
Даже Виш, который всеми силами демонстрировал, что он со мной не разговаривает, завороженно уставился на поднимающееся солнце.