Он обхватил рукой ее шею — так легко и будто невесомо, точно боялся причинить боль. Второй рукой гладил ее спину, проводил пальцами по позвоночнику, отчего по ее телу, которое тут же покрылось мурашками, побежали электрические разряды, доставляя удовольствие каждой клеточке ее тела.
Катя полностью отдалась новым для нее ощущениям. Чувственная мощь его поцелуя пронизывала всё ее тело: от макушки до пальчиков на ногах, и она вцепилась в лацканы его пиджака, будто боялась упасть из-за нахлынувших ощущений.
Видимо, почувствовав ее пальцы у себя на груди, Роман застыл на мгновение, а затем с глухим стоном прижал Катю к себе еще крепче и продолжил исследовать ее губы и тело.
Поцелуй стал более настойчивым, страстным, и жар его тела настолько будоражил, что она и сама застонала в ответ. А потом ощутила стук его сердца — так тесно оказалась к нему прижата. Или это ее сердце колотилось так неистово? Нет, оба сердца… соединялись, подчиняясь общему ритму, — танцевали свое танго. Танго сердец.
Когда Роман провел ладонью по ее бедру, задирая юбку, она оторвалась от него, задышала прерывисто, попытался отвернуться.
Он тут же поймал ее за подбородок. Нежно, но твердо повернул ее лицо к себе, а потом хрипло прошептал:
— Я люблю тебя, Катя.
Глава 31. Проклятие или благословение
«Дурак!» — мрачно рычал на себя Роман, сидя за рабочим столом у себя дома.
Он опустил голову, облокотился о столешницу и взъерошил пальцами волосы.
Знал же, знал, что Катя только-только начала меняться и избавляться от своих страхов, что не готова пока к таким признаниям. Но не удержался.
И как тут было удержаться? Когда увидел ее в том наряде, пришлось сцепить зубы и играть в благородство и дальше, хотя больше всего хотелось прижать Карамельку к стене там же и содрать с нее то платье.
А уж когда она начала танцевать, показывая движения, что они разучивали с преподавателем, едва не заляпал слюнями пол. Однако выдержал и это.
Но в конце-то концов, он здоровый мужчина в самом расцвете сил и лет, и когда почувствовал аромат своей Карамельки, ее бархатную кожу, прерывистое дыхание, плотину прорвало. И ведь она ответила, и как ответила!
Только после его признания ее будто подменили. Она побледнела и пропищала:
— Ты… я… э-э-э… Я не… Мне нужно побыть одной. Домой сама доберусь, спасибо!
М-да, негусто.
Он стоял и молча смотрел, как его любовь развернулась на каблуках и скрылась с места преступления.
Бросился за ней, постучал в дверь раздевалки:
— Катя, открой, давай поговорим.
Но та лишь чуть не плача пробормотала:
— Рома, пожалуйста…
И он отступил. Решил дать ей время.
Катя быстро переоделась и умчалась так быстро, словно принимала участие в энсьерро*.
«Ха, добился? Куда там. Всё, упустил, — издевался над ним его внутренний критик. — Столько времени, и всё впустую. Кто тебе виноват, что лишний месяц потерпеть не смог? Как юнец прыщавый гормонам поддался!»
Правда, Роман уже не был так уверен, что еще один месяц помог бы.
«Что, что ей было не так?» — злился он.
Ладно бы сказала, в чем дело, чтобы он мог это исправить, но их «игра» походила на прием у ветеринара: врач сам должен был по симптомам понять, что там у безмолвного больного, и вылечить. Видно, хреновый из него ветеринар. Или больной попался строптивый.
А вообще, впервые от него девицы убегали сразу после признания в любви. Новый личный антирекорд.
От тяжелых мыслей отвлек звонок телефона.
Звонила мать. Рома вздохнул и ответил:
— Да.
— Здравствуй, сын! Я тебя не побеспокою, просто уточнить хотела, во сколько завтра вечеринка танцевальная в студии Дитмара? Я хочу туда с Юрием Игнатовичем наведаться, тряхнуть стариной.
Роман хмыкнул. Знал, что мама безнадежно лукавила. Танцевала она просто волшебно. Она же его и затащила на танцы, чтобы сын с ней на ее свадьбах мог танцевать.
Видимо, вечеринку посчитала еще одним способом привязать к себе нового кавалера. Жаль, сам он в этом плане явно далеко от нее укатился. Что ни делал — всё мимо. Рома вздохнул, и это не укрылось от матери.
— Что случилось? — поинтересовалась она.
— Ничего.
— Рома! — повысила голос мама, — рассказывай быстренько. Я же чувствую, что-то с тобой происходит.
Роман замялся — ему претило вываливать любовные проблемы на маму, но та фыркнула:
— Не скажешь сам, я приеду и всё равно выведаю информацию. Ты таки соскучился по маменьке и желаешь лицезреть ее вживую?
Роман улыбнулся. Умела она уговаривать.
— Наверное, не создан твой сын для любви, мам, — начал он. — Не стану в детали сдаваться, но моя Катерина сбежала от меня, как только я ей в любви признался. Сегодня. Что это, как не проклятие? Я же уже принял решение забить на личную жизнь, но вот, решил снова попытаться, и ничего.
— Ну взрослый мужик, а вбил себе в голову какую-то ерунду. Ну да ладно, это твое дело, во что верить. Только вот благословение это, сын, а не проклятие! — хмыкнула мать.
— В смысле? — опешил Роман.