Купина

Пришел хмурый Миша. Сел и, что с ним случается редко, закурил:

— Ну, что написал?

Я прочел.

— Может, не стоит об этом? — сказал он.

— Стоит. Стоит, Минан. Для чего мы все это затеяли? Чтоб люди узнали, что такое Сванетия и что такое альпинизм. А от кого они это узнают, как не от тебя?

Он долго молчал, а потом спросил:

— С чего начинать?

— Как хочешь — твой рассказ.

— Шестьдесят первый год, это было в шестьдесят первом году, — начал Миша. — Я работал в школе инструкторов альпинизма, Джумбер Кахиани и наш Миша — в альплагере «Адыл-су». Приезжают начальник грузинской экспедиции Гигинейшвили и его заместитель Калабегошвили, приглашают нас троих на «Победу». В мае это было. Ребята ждут, что я скажу. Я сначала отказался. Потом подумал и согласился. Из-за Миши, он хоть и был уже мастером, но на высотные восхождения еще не попадал. А ему очень хотелось испытать себя на высоте.

Полетели в Тбилиси, потом в Пржевальск. Как всегда в больших экспедициях, что-то не ладилось, перепутали грузы, потеряли контейнеры с молотками и штормовками. Дождались их только на леднике Диком. Но это все ничего, в порядке вещей. В состав экспедиции входили двадцать три альпиниста, все из грузинского клуба, кроме Кирилла Кузьмина, появившегося только что на базе в Чон-Таше. Его включили в состав экспедиции по просьбе Федерации альпинизма. Состав подобрался сильный, все имели право идти на любой маршрут. Но многие не хотели серьезно тренироваться, не было четкого порядка.

Принялись вырабатывать тактический план. Решили, что шесть человек под руководством Медзмариашвили, включая Кузьмина, пойдут траверсом[19] по новому пути, с запада на восток. Я предложил остальным подниматься с перевала Чонторен. Заодно мы могли подготовить им спуск. Мое предложение приняли.

Вышли на заброску продуктов, разведку, акклиматизацию. Мы подошли под Чонторен (около 6 тысяч), они вышли на гребень, на 5500 метров. Погода плохая. Пришлось отсиживаться, но, чтоб не съесть продукты из заброски, решили спускаться в пургу.

Те почему-то спускались не на Дикий, а на ледник Звездочка. Мы решили им помочь, вытоптали площадки для палаток, сварили для них обед. Но они не захотели воспользоваться нашей помощью, отказались от обеда и сказали, что идут вниз, сразу в базовый лагерь. Нам это показалось странным и обидным. А утром мы начали спускаться, смотрим: на Звездочке между трещин стоят красные палатки. Не успели они уйти, просчитались. В базовый лагерь их группа вернулась только на второй день после нас.

Тут начались разговоры, разгорелись споры, кто был прав, кто виноват. Начальник экспедиции собирает всех и говорит: «Раз сами не смогли договориться, будете выполнять мои приказы. Кто ослушается — вниз». Со мной поговорил, поддерживай, мол, иначе все развалится. Я беспрекословно подчиняюсь. Та группа просит к себе двух Михаилов Хергиани. Начальник приказывает создать штурмовую группу в составе: Джумбер Медзмариашвили (руководитель штурма), Кирилл Кузьмин, оба Хергиани, Илико Габлиани и Теймураз Кухианидзе. Остальные работают на них. Начальник вспомогательной группы — Борис Гварлиани. В случае болезни одного из членов штурма восхождение прекратить и всем спускаться.

Вышли на 5300, заночевали в снежной пещере. Следующая ночевка на 5600, потом на 6000 метров. Все в пещерах. Погода плохая, все время очень сильный ветер. На 6500 ночевали в палатках, рыть пещеру нет сил. От 6500 поднялись всего до 6700, опять ночевали в палатках. На следующий день прошли всего сто метров и поставили палатки на скалах.

Я слушаю этот лаконичный рассказ и думаю, как передать читателю ту картину, те ощущения и переживания людей, ту чрезвычайно сложную и трудную обстановку, когда альпинисты на высоте под 7000 метров могут пройти в день всего лишь сто метров?! Как это объяснить людям, никогда не бывавшим на высоте?!