КУПИП

Все последующее произошло в несколько секунд. Надо прямо сказать — ребята струсили. Устрицын прижался к Баберу, Лева вскочил на стол, а Люся исчезла, точно ее и вовсе не было. Бабер непонятно долго возился со своими очками. Вот тут-то капитан Койкин чуть-чуть было и не проявил себя. Вскочив с табурета, он, не задумываясь ни минуты, ринулся к тому месту стены, где висел девятизарядный купипский карабин. Он сорвал его с крючка, щелкнул затвором и, смело выступив вперед, хотел было уже вскинуть оружие к плечу… Но как раз в этот момент раздался дрожащий и все же звонкий голос. Голос мамы.

— Не надо! — крикнула мама. — Не надо стрелять, Койкин!.. Не надо, ну пожалуйста!

Она тоже поднялась со своего места. Рука ее потянулась к висевшей над столом и жарко, с легким свистом горевшей керосиновой пятидесятилинейной лампе.

— Не надо… не надо стрелять, миленькие! Боюсь я этого! — еще раз пробормотала она, выхватывая лампу из подвески и решительно двигаясь к медведице. — Пошла! Пошла прочь, дура! Забирай этого своего беспризорника… Ступай, ступай! А то еще выстрелят! — очень убедительно покрикивала она и помахивала на зверя горящей лампой.

Медведица принюхалась к запаху керосина, двинула головой вправо и влево, точно собираясь встать на дыбы, но вдруг струсила, круто повернулась на месте, толкнула медвежонка мордой в открытую дверь и исчезла. Тогда мама в свою очередь повернулась назад, быстро поставила лампу на стол, в один миг вытащила из-под него Люсю, схватила в охапку Устрицына, привлекла к себе Леву и громко заплакала. Она прямо зарыдала. Но еще громче засвистал в свой боцманский свисток капитан Койкин. А когда со всех сторон сбежались люди, они увидели, что старый речной и морской волк, сорвав с себя свою знаменитую дудку, усердно сует ее рыдающей маме.

— Мама! Знаменитая ты женщина! — задыхаясь от полноты чувств, умолял он ее. — На! Бери! Бери эту дудку, мама! На совсем бери! Капитанствуй себе на здоровье! Куда мне до тебя мама, а? Лампой-то, лампой медведицу-то, а? Бери, бери дудку, мама! Ты не мама! Ты прямо флагман неизвестного ранта!

Профессор Бабер не успел испугаться. Второпях он перепутал порядок, в котором следовало надевать очки. Он растерянно стоял теперь посреди палатки и спрашивал в полном недоумении:

— Кто это был, товарищи! Что это было? Мне показалось, как-будто белая мышь! Проклятые очки! Как неприятно!

* * *

К вечеру, однако, все треволнения окончились. Экипаж дирижабля «Купип-01» скатал палатку, собрал все необходимые мелочи и погрузил их внутрь вместительных корабельных хранилищ. Могучее судно было теперь закреплено только на одном автоматическом ледовом якоре. Погрузились ребята, вошел в гондолу все еще взволнованный капитан. Профессор и мама поднялись по лесенке последними.

— Ах, многоуважаемая мама! Достопочтенная гражданка мама! — укорял ее Владимир Оскарович. — Ну как же можно так? Это легкомысленно… С лампой на медведицу! Где это видано? И, главное, ведь у нее — медвежонок!

— Простите, профессор, я не знала, что так нельзя… — робко отвечала мама. — И то верно. Как еще пожара не наделала, сумасшедшая… Ну что ж, что у нее медвежонок? А у меня вон их — целых трое!

Алюминиевая дверь захлопнулась за ними. Полюс опустел. Ледовый якорь, щелкнув, отцепился. Заработали моторы, и «Купип-01», тускло поблескивая в полярной ночной темноте серебристыми боками, неторопливо поплыл к югу. Но куда?

Он уносился, а сквозь закрытые окна гондолы слышалось дружное пение купипского купального гимна:

Мы умеем лететьНа любой широте,Над полярной страной и над южною;

И следить с корабля,Не богата ль земляВ сонных водах ракушкой жемчужною.Рикки-тикки-тикки-тикки,Рикки-тикки-тикки-чк!Но еще веселейМеж лесов и полей,

В теплом море, близ озера пресного,Не зевать, не скучать,Узнавать, изучатьВсе, что есть на земле интересного.Рикки-тикки-тикки-тикки,Рикки-тикки-тикки-чк!

Читатели «Костра»! А ну-ка? Куда они полетели?