Курехин. Шкипер о Капитане

Главная композиция альбома, его, как выразился Гайворонский, «центр высокого молитвенного значения» – чистое, простое и светлое обращение к Богу «Agnus Dei». Есть, там, правда, и композиция с весьма характерным в свете последнего года жизни Курёхина названием – «Цивилизация № 418». А весь альбом назван предельно просто: «Вячеслав Гайворонский Сергею Курёхину».

Долг Курёхину Гайворонский отдал преданной и самоотверженной работой над переосмыслением, монтажом и сведением первого посмертного курёхинского релиза – «Просто опера». Обычно курёхинская киномузыка была яркой, броской, почти такой же карнавальной, как и «Поп-Механика». Здесь же – сдержанная меланхоличная грусть.

Последняя музыка.

Болезнь и уход

В конце 1995 года я начал готовиться к отъезду в Лондон, где с последних чисел марта 1996 года должен был приступить к работе на Русской службе Би-би-си. Отношения наши с Курёхиным к тому времени были – как бы это выразиться поточнее – неопределенными.

Он явно чувствовал себя уязвленным из-за того, что я не встал однозначно на его сторону в разбушевавшемся конфликте по поводу Дугина – Лимонова – НБП. Я же, хоть и чувствовал определенную неловкость из-за несоответствия, так сказать, его ожиданиям, тем не менее, неправым себя не считал и уж тем более не считал возникшие разногласия поводом прекращать отношения. У него своя позиция, у меня своя, мы ее друг другу высказали – без скандалов, без ссор, без перехода на личности. В конце концов, считал я, позиции у людей меняются, тем более у человека столь увлекающегося и непостоянного, как Сергей Курёхин, а нас все-таки связывали к тому времени почти два десятилетия поначалу тесной дружбы, затем прочных товарищеских отношений, совместной работы, общих увлечений. Много соли было съедено вместе, и мне, конечно же, не хотелось уехать, не проведя с Сергеем по меньшей мере одного нормального вечера.

О моем предстоящем переезде в Лондон Сергей знал, мы говорили с ним об этом еще осенью; он знал, что меня взяли на Би-би-си, не знал только точной даты моего отъезда. Когда он вернулся из Америки – то ли в самом конце января, то ли в начале февраля, – я позвонил, сообщил точную дату, конец марта, и мы условились, что он обязательно зайдет ко мне до моего отъезда. Неделя шла за неделей, он не проявлялся. За неделю-две он все же позвонил, и мы сговорились, что он, как обычно, зайдет ко мне.

Мы провели прекрасный вечер – кажется, чуть ли не впервые вечер у меня дома обошелся без обмена пластинками. Говорили о планах, причем напрямую связанных с Англией, с моим там пребыванием и его намеченном там концерте.

Лео Фейгин, обладавший хорошими связями с руководством «Royal Festival Hall», начал к тому времени переговоры с его куратором по современной музыке Дэвидом Сефтоном о большом концерте «Поп-Механики». «Royal Festival Hall», для тех, кто не знает, – эдакий лондонский аналог «Октябрьского» или концертного зала «Россия» – огромный, на 2500 мест зал, часть «Southbank Centre» – культурного центра на южном берегу Темзы. Место почетное, престижное, за почти полувековую к тому времени историю в нем выступали все и вся: от Pink Floyd до Орнетта Коулмана, от Владимира Горовица до Дэвида Боуи.

Курёхин, разумеется, был в связи с предстоящим (речь шла об осени) лондонским концертом в невероятном возбуждении. Планы разворачивались поистине наполеоновские. Разумеется, какой-то остов «ПМ» приедет как всегда из Петербурга, но он всерьез рассчитывал и на местные, британские силы – уж чем-чем, а рок- и джаз-музыкантами Британия всегда была богата. Составлялся список, в котором были и давние любимцы со времен увлечения авангардом – Эван Паркер, Дерек Бэйли и вся их компания, и старые знакомцы еще по выступлению в Ливерпуле в 1989 году Echo and Bunnymen, и рок-авангардисты Крис Катлер[291]

, Фред Фрит и их многочисленные друзья, и безумцы вроде сильно увлекавшего тогда Серёжу Дэвида Тибета[292] – эзотерика, последователя Алистера Кроули, сотрудничавшего с Дженезисом Пи-Орриджем и, как Курёхин, обвинявшегося недоброжелателями в симпатиях к нацизму. Сам Дженезис Пи-Орридж[293], тогда еще не превратившийся в пандрогина, тоже, разумеется, был включен в список. Ну а венчало все будущее поп-механическое здание на лондонской сцене имя Ринго Старра. Прекрасно понимая, насколько сложно будет заполучить к себе бывшего битла, Сергей, тем не менее, вовсе не считал задачу неосуществимой. Ему (и, быть может, не без оснований) казалось, что, увидь Старр в записи веселое курёхинское безумство, он непременно согласится. А если согласится, то все разношерстные, противоречащие друг другу, в немалой степени ориентированные на эпатаж, если не на скандал элементы «Поп-Механики» под эгидой добродушного, мягкого, в меру попсового, причисленного практически к лику святых и вместе с тем полуклоуна Ринго обретут долгожданную гармонию. Не говоря уже о внимании, которое будет таким образом привлечено в Лондоне, да и во всем мире к курёхинскому концерту.