Курьер

— Думаешь, ты умнее всех? — Адам прошёлся по кабинету. — Или ты любитель правды и справедливости? Ах да, у тебя же предстоит серьёзный разговор с Оксаной. Почему бы не поговорить о справедливости и правде вместе с ней?

— Вы переходите на личное, — сквозь зубы процедил я, начиная по-настоящему злиться.

— Мальчик, кажется, ты забыл, кто я такой! — громыхнул голос Адама под потолком кабинета.

Он сел на своё законное место, нажал кнопку селектора и уже обычным тоном попросил Оксану войти. Когда она вошла к нам, Адам сидел с улыбкой, а в его глазах зажглись огоньки азарта. Оксана же встала в дверях в нерешительности и прижала руки к груди, во взгляде читался испуг.

— Оксаночка, Максим Александрович жаждет знать, за что ты отдала мне свою душу, — сладким голосом произнёс босс.

— Адам, не надо, пожалуйста, — её глаза забегали, а на лице отразился испуг. — Можно мы сами разберёмся со своими проблемами?

— Что же вы не разбирались с ними с самого начала? — не меняя тона, спросил он. — Вы пихаете свой нос в мои дела и не спрашиваете: "Можно"? Но вот когда дело касается вас самих, то тут же вспоминаете о личном.

Мы молча смотрели друг на друга. Теперь было понятно, что разговора нам не избежать. А самое страшное, что разговор этот будет происходить при свидетеле.

— Она пришла ко мне лет восемь назад, — продолжил Адам. — Не призывала, как это делают остальные. Пришла сюда, в мой офис, полная решимости.

— Максим, не слушай его, — со слезами на глазах попросила она.

— Ты бы видел её, — не обращая на Оксану внимания, дальше рассказывал он. — На таких женщин не смотрят даже законченные алкоголики. Но для меня вы все красивы, я не придерживаюсь стереотипов. Люди сами создали себе эталоны красоты, привыкли к ним и думают, что любое отклонение является уродством. Только всё совсем наоборот. Не будь у каждого из вас изъяна, вы все были бы на одно лицо. Но она хотела стать красивой, такой, какими вы рисуете женщин на обложках журналов. Она умоляла меня забрать её душу, и я согласился. Вот только не совсем обычным способом, — он лукаво улыбнулся после этих слов.

— Пожалуйста, Адам, замолчи, — почти шёпотом произнесла Оксана и, припав спиной к стене, сползла на пол, закрыв лицо руками.

— Нет, вы оба дослушаете эту историю, — злобно произнёс он. — Ты, наверное, уже догадался, каким образом мы заключали сделку? — обратился он ко мне.

— Видимо, речь идёт о горизонтальной позе, — усмехнулся я.

— Если бы только о ней, — точно так же усмехнулся тот. — Позы мы меняли чуть ли не сутки подряд. К тому же она была ещё девственница. С каждым новым заходом она менялась и становилась всё красивее. Остановились мы лишь тогда, когда она перестала меняться.

— Если я правильно умею считать, то Денис, получается, твой сын? — спросил я спокойным голосом, опережая его рассказ.

Внешне я оставался абсолютно непоколебимым, но внутри всё кипело, меня просто наизнанку выворачивало от злости. Конечно, Адам всё это видел, но вот показывать эти эмоции я ему не собирался.

— Да, Максим, ты прав, — довольно кивнул он. — Денис — это моё дитя, но я не против того, чтобы ты занимался его воспитанием. Из тебя выйдет хороший отец.

— У вас всё? — сухо поинтересовался я.

— Нет, не всё, ха-ха-ха, — захохотал он. — Ты ещё не знаешь самого главного и интересного. Именно она просила меня найти олуха, который пожелает обнулить её контракт. И так уж вышло, что им оказался ты.

— Теперь всё? — процедил я сквозь зубы.

— Теперь да, точнее, не совсем всё, — он поднялся из своего кресла. — Ты уволена, — он указал пальцем на Оксану. — А ты иди и продолжай исполнять свою работу. Ещё раз предашь меня, и вернёшься к своему прежнему жалкому существованию.

— Я вас не предавал, — коротко бросил я и покинул кабинет босса.

— Максим, стой, — Оксана выбежала вслед за мной. — Всё не совсем так, как он сказал.

— А как? — спросил я, глядя ей прямо в глаза. — Давай, скажи мне, что вначале держала меня за лоха, а затем полюбила! Или нет, лучше скажи, что ты не хотела, чтобы всё так получилось!

Она стояла молча, глядя прямо в пол, и весь её вид говорил о том, как ей сейчас тяжело. Вот только я не мог унять клокочущую ярость в себе. Я любил её всей душой и скорее всего продолжу любить и дальше. Но сейчас мне больно, скорее всего так же, как и ей. Даже умирать было гораздо проще.

— Я не знаю, что делать, — тихо произнесла она. — Прости меня.

— Возможно, позже, — сухо произнёс я и вышел из приёмной.

Куда я ехал? Чего я хотел? Всё вокруг потеряло всякий смысл. Ночная Москва немного успокаивала. Машина урчала двигателем, а в голове роились мысли.