Курьер-619 (Юпитер – Челябинск)

– Я изучил вопрос о женщинах-астрономах. Среди них были ученые, которые совершали перевороты в астрономии. Генриетта Ливитт открыла зависимость периода пульсаций звезд-цефеид от их реальной светимости. Сейчас астрономы измеряют с помощью телескопических наблюдений период колебания светимости цефеиды в другой галактике, а потом, по найденному Ливитт закону, определяют реальную светимость звезды и ее расстояние до нас. А Сесилия Пейн первая доказала, что Солнце и другие звезды состоят из водорода с небольшой примесью других элементов. Раньше считалось, что звезды похожи по составу на Землю.

– То есть все мужчины-астрономы до Сесилии Пейн считали, что звезды – раскаленные камни? – фыркнула Юля.

– Верно. Джоселин Белл открыла пульсары – это такие активные нейтронные звезды, которые стали одним из самых популярных объектов для астрономии. С их помощью даже проверяют общую теорию относительности. А Вера Рубин доказала, что вращение галактик определяется не массой звезд, а притяжением какой-то еще неоткрытой темной материи.

Проблемам, которыми занимались эти женщины, в последующие десятилетия были посвящены многие тысячи научных статей. Несколько работ, связанных с цефеидами, пульсарами и химическим составом звезд, получили Нобелевские премии.

– А кто-нибудь из этих женщин-астрономов получил заслуженную Нобелевку?

– Нет. Но и Весто Слайфер, который открыл разбегание галактик, тоже ее не получил, хотя заслужил. Как и Фред Хойл, открывший механизм создания новых химических элементов.

– Плохо дело. Не пойду я в астрономы. Да и далеко уезжать мне нельзя – у меня мама больна. Отец все время в командировках – он бригадир на поезде. Вот я и варю в воскресенье кастрюлю щей на всю неделю. Так мы с мамой и живем.

– Всю неделю едите эти щи?

– Конечно, нет. Щи – только первые три дня, потом из кастрюли наливаются кислые щи, а в конце недели – изысканный грибной суп а-ля рокфор.

– Смешно.

– Вовсе нет. Ты почему дрожишь как цуцик? Замерз? Сейчас согрею.

И они прервались на поцелуй.

Юля охотно целовалась с Кириллом, но решительно пресекала его дальнейшие поползновения, говоря на деревенский лад:

– Знаем мы вас, городских охальников. Поматросите и бросите – и живи девушка с разбитым сердцем и полным подолом.

Он ни на секунду не верил в ее деревенский говор, потому что, кроме прекрасного знания математики, она хорошо играла на пианино, любила Кафку и «Улисса», вздыхая об Ирландии:

– Хотела бы я увидеть тамошнее «сопливо-зеленое море»…

Переведя дух от самого длинного в их истории поцелуя, она сказала, протянув руки над костром:

– Все равно ты уезжаешь летом. А я останусь тут. Научусь целоваться с астрономом, а потом выйду замуж за железнодорожника!

– Не было бы логичнее в таком случае учиться целоваться с железнодорожником? – хмуро спросил он.

Она с удивлением посмотрела на него.

– Спорю, ты никогда не целовался с железнодорожниками. А моя подруга встречается с учеником машиниста.

– И что?

– А то, что он напористый как паровоз! Какие могут быть романтические игры на рельсах перед скорым поездом? Подруга плачет, но сделать ничего не может. Как голыми руками остановить локомотив?

– Мне не нравятся эти разговоры! Я люблю тебя! Но и стать астрономом я тоже хочу.

– Ну, ты должен выбрать, что хочешь больше – или звезду с неба, или земную девушку!

– А если я хочу и то и другое?

– Боюсь, у тебя не хватит размаха рук. Ежу понятно, что тебя захомутает в столице скучная пухлая москвичка и ты станешь примаком в московской квартире ее родителей. Будешь, как пестерь, ковылять на задних лапках перед тещей, тестем и их мопсом.

– Москвичка? Откуда она возьмется?

– Москвички у красивых парней с Урала заводятся неизбежно, как блохи на бродячей собаке.

– Ты считаешь меня красивым?

Она оценивающе посмотрела на него и сказала:

– Для Москвы – сойдет.

– Зачем же ты собираешься замуж за железнодорожника, если они такие… прямолинейные?

– В нашем поселке, который носит романтическое название Пушкинский, главные женихи – железнодорожники и тюремщики, потому что у нашего поэтического поселка два градообразующих, как нынче говорят, предприятия – депо и тюрьма. А может – тюрьма и депо.

– Тогда почему бы тебе не выйти замуж за тюремщика?

– Боюсь, не дотяну до такой моральной высоты.

– А вдруг тебе попадется на пути какой-нибудь юный архитектор?

– Я не буду возражать! Но высматривать журавля в небе лучше всего, прочно зажав в кулаке попискивающую синицу. Вот если бы в меня влюбился завкафедрой… говорят, заведующие кафедрами очень ценят своих студенток!

– А завкафедрой – это синица или журавль?

– Это страус – он большой и солидно пучит глазки, но уже не летает. Зато из него можно выщипывать ценные перья! Вообще, сколько можно пурхаться на одном и том же месте? Уезжаешь – ну и уезжай, скатертью дорожка.