Курьер из Гамбурга

Когда покойный Петр, супруг ныне здравствующей императрицы, начал отнимать у монастырей земли, ведь все духовенство, белое и черное, было против. А потому и поддержали Екатерину, ждали, что послаба придет. Заняв трон, императрица отменила все нововведения мужа, в том числе и закон о секуляризации, но потом гайки еще туже закрутили. Церковным имуществом стали распоряжаться люди светские, а это уже чистый грабеж. Налог со всего, что наработали монастырские крестьяне, государство забирало теперь себе, а малую часть из этих денег выделяло на помощь убогим, вдовам, на приходские школы и прочее. Духовенство возроптало, но тихо, келейно. Арсений Мацеевич, владыка Ростовский, один выступил против подобного безобразия. В письме в духовную коллегию он гневливо написал, что, де, не было на Руси такого, чтоб церковь грабить. Даже при татарском иге, да и после него, не было подобного безобразия, чтобы у монастырей земли отнимали.

Отец Макарий был когда-то правой рукой Арсения и взгляды его разделял. А теперь, когда учитель его томится в Ревельском бастионе, что от Макария требуется? Царицу-безбожницу к порядку привести. Не надо никого убивать, избави Бог, но поступить по справедливости: трон сыну, а ей матери – монашескую рясу, чин ангельский. Царица уже на возрасте, сорок пять лет. Самое время усмирить гордыню, жить в тихости и Бога славить.

А теперь, глядя на усохшего, насупленного старичка, в чем только душа держится, Андрей Иванович думал: зачем старцу все эти страсти? Живет он здесь в покое, сытости и ждет, когда призовет его Господь. И предстанет он в свой с час перед Творцом во всей чистоте и кротости. Зачем ему в дела наши ввязываться?

– Я говорил уже, батюшка, у меня к вам важный разговор, – начал наконец Наумов. – Я хотел поговорить о преподобном Арсении Мацеевиче, что страдает в заточении.

Старец сразу насупился, лохматые брови нависли козырьками и скрыли глаза.

– И что же вы хотели узнать?

– Всё, – решительно сказал Наумов.

Отец Макарий, даже если бы и хотел, не смог бы полностью удовлетворить любопытство Наумова просто потому, что мало знал. Мы знаем больше потому, что многие секретные документы того времени были найдены и преданы огласке. Письмо архимандрита Арсения в Синод было внимательно прочитано и предоставлено императрице. Она нашла его оскорбительным, увидела в нем «посягательство на спокойствие подданных». Со времен Петра Великого церковные власти со светскими уже «пели хором». Арсений был арестован, судим церковным судом и препровожден в Архангельскую епархию в Николаевский Карельский монастырь. Сторожили бывшего архимандрита один унтер-офицер и четыре солдата.

Но Арсений и в ссылке был неспокоен. Слушать его крамольный речи собирались не только монахи, но и солдаты. Мацеевич был блестящим проповедником, но говорил он не только о Боге и любви к ближнему, но и о том, что Екатерина, которая «не природная и не тверда в законе нашем», не имеет прав на трон, что ей следует быть только регентшей при сыне, высказывал опасные сомнения относительно заговора Мировича (уж, конечно, было там много господ согласников, что Ивана Антоновича убить, а свалили все на Мировича), порицал Орловых и откровенный разврат – словом, крамола в чистом виде. Один из монахов зело забоялся и донес по начальству.

Началось новое следствие, в котором Екатерина принимала живейшее участие. Все подробности этого дела канули в лету, одно знаем точно, пытки Екатерина запретила, и на том спасибо. Арсений был тайно вывезен в Ревель и заточен в крепость. Было еще одно официальное прозвище у «неизвестного колодника», придуманное самой Екатериной – мужик Андрей Враль. Под ним Арсений Мацеевич фигурирует в некоторых бумагах.

– Я хочу знать все, – сказал Наумов.

– Архимандрита Арсения уже нет меж нас, – смиренно сказал священник, но блеклые глаза его опасно блеснули, – он преставился в узилище два года назад.

– Свят, свят, я и не знал.

– Об этом мало кто знает, но кому знать нужно, тому и голубь весть принесет.

Отец Макарий начал рассказ свой спокойно, поведал о родителях покойного, о том, как учился в Киевской духовной академии, как постригся в монашество, как путешествовал по монастырям в Устюге, Холмогорах, Соловках, как спорил с раскольниками…

– А правда, что он и в Тобольске был?

– Что Тобольск! Преподобный Арсений и в Камчатской экспедиции участвовал, везде нес слово Божье. Потом митрополитом всей Сибири сделался, но по слабости здоровья запросился в Ростов, где климат мягче.

Наумов и сам не ожидал в себе такого дипломатического искусства. Он задавал отцу Макарию точные вопросы, получал на них точный ответ, и с каждым шагом интонация разговора поднималась по шкале страсти на одно деление, а если хотите, на один градус. Слово за слово, и Наумову удалось разбередить душу старца. По мере обретения Арсением духовной мощи в голосе отца Макария тоже зазвучали новые ноты. Уже не было в нем старческой дребезжинки, но словно гулкий колокол хотел поведать людям всю правду о мире.