Курьер смерти

На кончиках пальцев выступила кровь. Она облизала их и попыталась продолжить путь, но дикая боль в ступнях не позволила. Пришлось присесть на ледяной пол. Стало еще хуже.

Время больше ничего не значило. Только холод имел вес. С огромным трудом заставив себя подняться, она пошла дальше, чтобы движение помешало ей замерзнуть.

Хочешь уйти? О да, ты уйдешь. И идти будешь долго, очень долго, darling, свет моей жизни. Иди же!

И она шла, шла, шла.

А потом, спустя часы – или, может быть, дни – вдруг услышала шум.

Это был металлический грохот, прозвучавший громко и резко, но вскоре стихший.

Она остановилась, как будто налетела на стену, и стала искать источник звука.

Там, сзади… Неужели это… свет?

Нежное серебристое мерцание… Вдруг оно только плод ее воображения? Если это мираж, то очень правдоподобный.

Она хотела света, он был ей необходим!

Желание видеть заполнило ее, вытеснив все другие мысли.

Она побежала настолько быстро, насколько позволяло ее состояние, ударяясь о стены узкого коридора бедрами и плечами, но не обращая на боль ни малейшего внимания.

Впереди был свет! Не иллюзия, не фата-моргана. Чем сильнее она приближалась к нему, тем ярче он горел.

Наконец она увидела: он льется косым четырехугольным столбом сквозь отверстие наверху, заполняя незнакомое ей пространство, через которое она, вероятно (даже почти наверняка), уже проходила. Но в полной темноте никаких пространств не бывает. Есть только ничто.

Бледный голубоватый свет, идущий сверху… Как будто лик Божий озарил землю с небес.

Она подбежала бы, чтобы окунуться в это сияние, если б ее не остановил новый звук – настолько жуткий, что по замерзшему телу забегали мурашки. Почему он раздавался так гулко, если все другие шумы уходили в ничто, как гигантские камни под воду?

Отражаясь от стен, звук усиливался. Это было человеческое чавканье, за которым последовали отчетливые слова: «Darling, свет моей жизни…»

Небо обрушилось ей на голову.

21

До своей квартиры в Гринделе, на Борнштрассе, 12, Йенс добрался далеко за полночь. Свернув с Гриндельхофа в маленький проулок возле «Бургеров Отто», он въехал во двор. Там, под козырьком магазина грампластинок «Платтенрилле» всегда ночевала его Красная Леди. Хозяин магазинчика, друг Йенса и такой же доисторический человек, как он сам, хотел отдать ему это место бесплатно – комиссар настоял на том, чтобы платить сорок евро в месяц, и все равно был очень благодарен.

Выходя из машины, Йенс чувствовал себя стариком.

Денек выдался адский. Сначала разговор с Баумгертнер, запретившей ему расследовать дело бледной женщины, потом встреча с Региной Хессе на Хассельбраке, дальше долгая поездка в Гессен, окончившаяся конфликтом с Ребеккой, который все никак не шел у Йенса из головы… Казалось бы, более чем достаточно для одного дня, так нет же: под занавес пришлось еще и лицезреть кровавый потоп в больнице.

Бледная женщина по имени Ким (а может, и не Ким) откусила себе язык. Не кончик, как сам Йенс в тот момент, когда ловил ее, а целую половину. Кровь хлынула рекой, откушенный язык застрял в горле, и женщина задохнулась. Эту разновидность суицида Йенс раньше встречал только в голливудских фильмах и считал, что на самом деле такое невозможно – ни одному человеку не хватит силы воли.

Даже маленькая ранка на языке причиняет чудовищную боль – в этом комиссар убедился на собственном опыте. Так какие же муки должна была испытывать бледная женщина, какие воспоминания должны были терзать ее, чтобы ей захотелось избавить себя от них таким жутким способом?

И еще один вопрос мучил Йенса: кто подал ей эту мысль? Уж не он ли? Вдруг она не была полностью невменяемой и запомнила, как он откусил кончик языка, когда пытался ее задержать? Его кровь потекла прямо ей на спину…

После того, что Йенс увидел в больнице, его ранка взялась за старое: опять начала болезненно пульсировать.

Сперва он подумал, что женщине кто-то перерезал горло. Например, тот самый человек, который держал ее взаперти и довел до такого состояния. И только врач, прибежавший вскоре, установил истинную причину смерти.

Верно ли Ида Людвиг расслышала имя, произнесенное бледной женщиной? Было ли это ее собственное имя, или она звала кого-то другого?

В голове Йенса крутилась карусель вопросов, картин и фактов, но он понимал, что этой ночью уже не получит никаких ответов. Если он хотел, чтобы завтра нейронные механизмы работали, сейчас нужно было заползти в постель и поспать хотя бы часов пять.

Йенс устало поднялся в свою квартиру, где его никто не ждал. Только мебель, покой и полпалки говяжьей салями в холодильнике. Умирая с голоду, Йенс отрезал тоненький ломтик и осторожно прожевал. Эксперимент прошел удачно: язык пульсировал, но было терпимо. Взяв колбасу и нож с собой на балкончик, Йенс уселся и положил ноги на перила. Затянулся сигаретой, съел еще кусочек салями, и так несколько раз. Желудок угрюмо заурчал в ответ.