Курьерская служба

— Присядь, выпей с нами. Какой год сейчас был? Что за ветвь?

Я мог бы ответить, что год был две тысячи пятидесятый, что этот мир пережил уже четыре мировых войны, две из которых устроил я. И что мир этот так и не сдался мне, но промолчал. Потому что знал, что не воспользуюсь лифтами и что я, агент-Секатор, не имею права рассказывать детали прожитой жизни.

— Это к удаче — встретить старого Секатора, — сказала какая-то из девушек.

Девушек среди лифтёров было мало — не больше десятка из сотни. Я бросил взгляд. Нежная, молодая, сочная, в расстегнутой черной рубашке. Еще больше расхотелось быть старым.

— Молчишь, как всегда… Ну и молчи.

Еще один голос добавил:

— Хорошей жизни, Эльдар! Желаю тебе умереть вместе с миром!

Я обернулся и холодно, коротко кивнул. Пожелание, действительно, вышло хорошим.

Мой путь закончился спустя несколько часов. Закончились последние двери лифтов — деревянные, с выцветшими цифрами «1880». Я прошёл мимо шумных цехов, мимо дурно пахнущей столовой. От мысли о еде начинало мутить. Спустился на тридцать с лишним витков длинного спирального коридора, туда, где чувствовалось горячее дыхание близкой лавы. А может, адского пекла. Путь заканчивался в небольшом зале с семью дверями и истёртыми знаками Службы Секаторов — Древа и скрещенными садовыми ножницами над ним. Семь дверей для семи одновременных операций. Поколения меняются, но во времени Бункера Секаторов всегда семь. Одни из створок были открыты.

Я был готов к казни.

Внутри, в полумраке тесной комнаты, полной инструментов для экзекуций, под жаром огня, меня уже ждала Лекарь. Крепкая, с грубыми чертами лица женщина в чёрном окровавленном переднике, под которым не было ничего. Вечно молодая, горячая и в то же время полная ледяного безрассудства. Из какого века она приходит? Есть ли у неё жизнь помимо Бункера? Их много копий или она одна? Я ни разу не успевал спросить, хотя несколько раз она дарила мне свою близость перед тем, как убить.

«Самка богомола» — когда-то давно слышал я фразу кого-то из молодых Лифтёров.

Внутри меня что-то шевельнулось, но с лёгкой грустью я вспомнил, что моё тело уже ни на что не годно. Ничего, скоро всё это закончится, подумалось мне.

Она коротко, немного резко улыбнулась.

— Эльдар, помню тебя. Рада видеть. Ты готов?

Я кивнул.

— Выбирай.

— Пожалуй, пусть будет гильотина. Давно не было гильотины. Это быстро и просто.

Нет прошлого, только настоящее, вспоминаю я.

Мою шею устанавливают в деревянные колодки. Руки сжимают специальный поручень. Потерявшими остроту зрения глазами я смотрю на изгибы её потного тела под передником палача — это немного успокаивает. Женщин я люблю, а они любят меня. В вену впивается игла с инъекцией «сути мира». До сих пор плохо представляю, как это работает, и что за состав у этой дряни, но сознание всегда попадает туда, куда нужно. В тело моего двойника.

Все работники Службы Секаторов — люди-парадоксы. Наши копии были или есть во всех известных Ветвях миров. И наше сознание можно переместить из одного тела в другое. Это наша сила и наша слабость.

Сознание плывёт: да, доля гуманности есть и в инъекции, помимо «сути», есть ещё и неопознанная дрянь, вгоняющая в сон и уменьшающая страдания умирающего. Я через силу приподнимаю взгляд. Впереди, на стене — точно такое же ветвящееся древо, что и в зале у Верховного. Сухое и безлистное, но вместе с тем красивое, манящее. Интересно, кем я стану?

Лекарь закрепляет последний шнур на моём теле, проверяет пульс, передник съезжает, и она касается моего плеча грудью. Не то шепчет, не то шипит:

— Помню, помню тебя. Жаль, что на этот раз ты слишком стар. В тот раз мне понравилось.

Я вглядываюсь в сплетение и выдавливаю из себя:

— Это же не Главный Пучок. Где… начало этой Ветви? В античности?

Главным Пучком назывались миры с развилками второй половины двадцатого века. Их много, и они похожи, поэтому освоиться в каждом новом из них не представляет труда.

— Точно неизвестно, Эльдар. Данные скудны.

— Как всегда, — ворчу я.

— Ты прекрасно понимаешь причины. У Службы Секаторов нет средств изучить такие Ветви достаточно глубоко. Разведчики не могут навести мосты в этот мир, и Лифтёрам туда не добраться. Были те, кто не возвращался с подобных заданий. Тебе повезло. Хотела бы я успеть попасть туда до конца мира… Одна из тех реликтовых Ветвей, что похожи на привычные миры только последнюю пару тысяч лет. Да-а… Знаешь же этот эффект: подобное тянется к подобному, даже если источник…

Всё это время её точильный камень с лязгом скользил по лезвию гильотины где-то надо мной.

— Давай закончим с этим, — обрываю я её монолог и кричу, чтобы было легче принять смерть. — Отрежь уже башку, грязная сучка! Вылечи меня от этого проклятого тела!

Лезвие срывается вниз, на мою шею…

* * *

Я пошатнулся, но удержался на ногах. Рука инстинктивно коснулась шеи. Мысли о недавней казни и сражении из последнего мира еще не выветрились из головы. Рефлекторно сжал кулаки, полагая, что все еще держу в руках не то автомат, не то деревяшку гильотины. Посмотрел на пол — под ногами был деревянный паркет, истертый тысячами туфель.