Курган

Теперь он мог только догадываться о том, что происходило снаружи. Когда грохот подкатился ближе, он рассыпался на отдельные шаги, как будто вечнозеленая роща заставила животных разойтись. Но шаги продолжали приближаться, и стало ясно, что звери проходят между деревьями и окружают храм. В странной их неторопливости Самаконе почудилось что-то тревожное, не понравился ему и шаркающий звук, который был слышен даже через толстые каменные стены и тяжелую золотую дверь. Один раз дверь зловеще затрещала, словно под страшным ударом, но, к счастью, удержалась на своих древних петлях. Через какое-то время, которое показалось ему бесконечностью, он услышал удаляющиеся шаги и понял, что его непрошеные посетители уходят. Так как стадо было, по всей видимости, не очень большое, любой другой на месте Самаконы попытался бы выбраться отсюда через полчаса и даже меньше, но осторожный испанец поступил иначе. Он устроился спать прямо на золотых плитах пола, и сон его был спокоен и глубок. Его не пугала даже отвратительная осьминогоголовая туша великого Тулу, отлитая из неизвестного металла, что восседала на своем украшенном чудовищными иероглифами пьедестале и злобно косила на него тусклыми, зелеными как море глазами.

Впервые с тех пор, как вышел из туннеля, окруженный темнотой, Самакона спал глубоко и долго. Наконец он мог набраться сил. Хорошо, что он серьезно отдохнул, ибо ему еще предстояло столкнуться со множеством странных вещей.

IV

В конце концов Самакону разбудил оглушительный стук в дверь. Он пробился сквозь сон и рассеял туман затянувшейся дремоты. Ошибки быть не могло – это властно стучала человеческая рука, видимо, каким-то металлическим предметом. Когда проснувшийся путешественник вскочил на ноги, он услышал резкий громкий голос – кто-то довольно мелодично произносил какие-то заклинания, которые передаются в рукописи как «oxi, oxi, grathcán ycá relex». Будучи убежден, что его посетители – люди, а не демоны, и внушая себе, что у них нет причин считать его врагом, Самакона решил предстать перед ними в открытую и потому начал с трудом отодвигать засов, пока дверь не заскрипела, распахиваясь под нажимом тех, кто стоял снаружи.

Когда огромная дверь отворилась, Самакона увидел группу примерно из двадцати человек, внешний вид которых ничем не встревожил его. Они выглядели как индейцы, хотя их со вкусом сделанные костюмы и украшения не были похожи на те, что он видел у каких-либо племен внешнего мира, а в их лицах угадывались едва уловимые отличия от индейского типа. Было ясно, что в их молчании не было враждебности, так как вместо того, чтобы угрожать Самаконе, они просто внимательно и со значением смотрели на него, словно ожидали, что их взгляд откроет обеим сторонам какой-нибудь способ общения. Чем дольше они смотрели на него, тем больше ему казалось, что он что-то узнает о них и их миссии; хотя никто не произнес ни звука с тех пор, как раздался призыв за дверью, он обнаружил, что постепенно понимает, что они приехали из большого города за низкими горами верхом на животных, которые рассказали о его присутствии здесь и не знают, что он за человек и откуда пришел, но понимают, что он, должно быть, связан с тем почти забытым внешним миром, который они иногда посещают в своих странных снах. Каким образом он прочел все это во взглядах индейцев, он, наверное, не смог бы объяснить.

Он попытался обратиться к ним на языке вичита, который перенял у Скачущего Бизона; не получив ответа, он перебрал языки ацтеков, испанский, французский и латинский, добавив, насколько смог вспомнить, несколько фраз из греческого, галисийского, португальского, а также на вавилонской смеси крестьянских говоров родной Астурии. Но даже этот лингвистический залп – весь его запас – не дал ответной реакции. Однако когда он в растерянности остановился, один из индейцев вдруг заговорил на неизвестном, но пленительном языке, звучание которого испанец позднее с таким трудом передал на бумаге. Поскольку он ничего не понял, говоривший сначала указал на свои глаза, затем на его лоб, а потом опять на свои глаза, как будто приглашая его смотреть на него, чтобы понять то, что он хочет передать.