Курган

Столетия спустя, когда наивные страхи были преодолены и вновь возобладало научное любопытство, в Цатхе вспомнили легенды о Цатхоггуа и Н’кае, и исследовательская группа, соответственно вооруженная и оснащенная, спустилась в Йот, чтобы отыскать закрытые ворота черной бездны и посмотреть, что еще могло находиться под ними. Но они не смогли их найти, и никто не смог этого сделать в последующие века. Теперь находились и такие, кто вообще сомневался, что какая-то бездна существовала, но несколько ученых, читавших рукописи Йота, считали это доказанным, тем более что сохранился отчет об ужасной экспедиции в Н’кай. Некоторые из наиболее рьяных священнослужителей пытались уничтожить всякую память о мире Н’кай и назначали суровые кары за упоминание о нем, но ко времени появления здесь Самаконы это уже никем не принималось всерьез.

Когда процессия вернулась на прежнюю дорогу и подъехала к низкой гряде гор, Самакона увидел, что река находится совсем близко слева. Немного позже, когда местность стала подниматься, поток вошел в узкое ущелье и прошел сквозь горы, а дорога пересекла ущелье гораздо выше, почти у его верхнего края. Примерно в это же время пошел легкий дождь. Самакона заметил редкие капли и взглянул вверх в голубую бездну, но странное свечение не уменьшилось. Глл’-Хтаа-Инн сказал, что в такой конденсации водяного пара и выпадении дождя нет ничего особенного и что тучи никогда не закрывают голубого сияния. Что-то вроде легкой дымки действительно висело над низинами К’ньяна, восполняя отсутствие настоящих облаков.

Небольшой подъем горной дороги позволил Самаконе увидеть древнюю опустевшую равнину целиком. Он, видимо, оценил необычную красоту этих мест и смутно пожалел, что покидает их, потому что упоминает о том, как Глл’-Хтаа-Инн понуждал его ехать быстрее. Когда он вновь посмотрел вперед, то увидел конец дороги совсем близко. Она круто уходила вверх и резко обрывалась, словно упираясь в небо. Этот вид, несомненно, был глубоко волнующим – крутая стена зеленой горы справа, глубокий провал речной долины слева и другая зеленая гора за ней, а прямо впереди – океан голубоватых вспышек и внезапный обрыв. Затем они взошли на самую вершину, и с нее открылась изумительная перспектива на мир Цатха.

Самакона затаил дыхание при виде огромного заселенного ландшафта. Это было грандиознее всего, что он когда-либо мог себе представить. На сбегающем вниз склоне горы расположились редкие фермы и храмовые постройки, а за ними лежала огромная равнина, расчерченная полями, как шахматная доска, усаженная деревьями, пересеченная узкими каналами, отведенными от реки, и пронизанная широкими, аккуратными дорогами из золотых и базальтовых плит. Длинные серебряные тросы, подвешенные на золотых столбах, соединяли храмы с группами домов, стоявшими тут и там; в некоторых местах были видны ряды частично разрушенных столбов без тросов. По полям передвигались какие-то предметы, и, следовательно, они обрабатывались, кое-где люди пахали землю с помощью все тех же отвратительных четвероногих.

Но самым изумительным был вид шпилей и остроконечных крыш, поднимавшихся вдали на равнине и живописно блестевших, как призрачные цветы, в голубом свете. Сначала Самакона решил, что это гора, покрытая домами и храмами, какие часто встречаются в его родной Испании, но более внимательный взгляд показал, что это не так. Город стоял на равнине, но его башни вздымались в небо так высоко, что придавали ему форму настоящей горы. Над городом висела сероватая дымка, сквозь которую сверкал голубой свет, принимая различные дополнительные оттенки от сияния золотых шпилей. Взглянув на Глл’-Хтаа-Инна, Самакона понял, что это и есть чудовищный, гигантский и величественный город Цатх.

Когда дорога свернула вниз, к равнине, Самакона почувствовал какое-то беспокойство и тревогу. Ему не нравилось животное, на котором он ехал, не нравился мир, сотворивший такое животное, ему не нравилась атмосфера, нависшая над далеким городом. Когда кавалькада стала проезжать отдельные фермы, испанец заметил фигуры, работавшие в полях, и ему не понравились их движения, их пропорции и те увечья, которые были у большинства. Более того, ему не понравилось, что некоторые из этих фигур стояли в загонах для скота или паслись в густой зелени. Глл’-Хтаа-Инн объяснил, что эти существа относятся к классу рабов и что они работают на хозяина фермы, который утром с помощью гипноза внушает им, что они должны сделать за день. Производительность этих полуодушевленных машин была невероятна. Те же, что находились в загонах, были низшими представителями класса и считались просто домашним скотом.