В тот же вечер я переночевала у нее, а в клуб не вернулась. Через пару дней я уже работала официанткой в небольшом кафе, а через неделю сняла койко-место в комнате с еще двумя официантками. Осенью я пошла в специальную школу для взрослых.
Сказать, что с той поры моя жизнь наладилась, было бы ложью. На моем пути встречались жестокие и равнодушные люди, кто-то пытался меня использовать, кто-то говорил, что у меня ничего не получится. Да и сама я была плохо подготовлена к нормальной жизни. Возможно, поэтому так часто ко мне притягивались плохие люди и сомнительные возможности.
Но я не сдалась. Поступила в колледж и окончила его. Получила лицензию риелтора и доросла до должности государственного инспектора по недвижимости[22]
. Еще я пишу. И у меня есть муж и четверо детей.Если вы не довольны своей жизнью, я советую вам не терять веры и стараться преодолеть трудности. Стараться изо всех сил. Я могла бы опустить руки и начать себя жалеть. Забеременеть в подростковом возрасте и жить на пособие. Подсесть на наркотики, чтобы не чувствовать боли и отчаяния. Но я выбрала другой путь – я не сдалась и стала заниматься своей жизнью. Я уверена, что и вы сможете это сделать, если сильно захотите.
Идти до конца
Однажды февральским вечером 2001 года мой муж Джимми пришел домой с работы и возмущенно сказал:
– Наш совет уполномоченных проголосовал за снос городской ратуши Ашленда, построенной в 1855 году, и замену ее кирпичной самозванкой!
Я никогда прежде не обращала внимания на это здание в центре города, но Джимми – архитектор, и он был настолько взволнован, что я стала расспрашивать о подробностях.
– Это простое, но элегантное здание в стиле греческого Возрождения с затейливыми деталями, – объяснил он.
На выходных мы поехали к городской ратуше и обошли по периметру это двухэтажное старинное здание. Муж поочередно указывал на его пострадавшие от времени фронтон, фриз, лепнину и окна.
– Видишь, как эти старые оконные стекла искажают отраженные деревья, облака и небо, создавая на стене крохотные, вечно меняющиеся абстрактные рисунки? – говорил он. – Это означает, что в проемах стоят те самые, изначальные, окна.
Его хвалебная песнь архитектуре задела во мне некую струнку, что-то почти материнское, настолько сильное, что я не смогла бы это остановить, даже если бы хотела. Я увидела городскую ратушу в совершенно новом свете и поняла, что эта беззащитная красота былых времен нуждается в ком-то, кто спасет ее от уничтожения. И этим кем-то решила стать я.
На следующей неделе я поспешила на заседание Исторической комиссии, где попросила составить план по предотвращению сноса. Пожилые члены комиссии озадаченно переглянулись. Затем председатель сказал:
– Это непрактично из-за слишком больших расходов. Пришлось бы поднимать здание на домкраты, чтобы укрепить фундамент. И к тому же, – добавил он, – у нас нет ресурсов для такого проекта.
Поначалу я приуныла, даже чувствовала себя глупой из-за того, что у меня возникла такая безумная идея. Но потом набралась храбрости, стремясь проявить себя с такой стороны, о существовании которой прежде и не подозревала. Я была полна решимости спасти это здание, даже если Историческая комиссия не окажет мне никакой помощи. Впервые в своей жизни – и это было лишь первое из многих последовавших «впервые» – я написала письмо редактору местной газеты, оплакивая грядущее разрушение здания. Потом связалась с другим человеком, который тоже написал письмо редактору, и мы образовали крохотную группу под названием «Спасем городскую ратушу Ашленда». Посыпались телефонные звонки от других жителей города, желавших помочь. С каждой неделей наша группа становилась немного больше. Оказывается, многие горожане хотели, чтобы здание было спасено, но не представляли, как это сделать.
Обо мне говорили: «Да кто она такая? Она пытается саботировать решения правительства!»
Не представляла этого и я. Но все равно приняла вызов, решив, что разберусь, что надо делать, уже в процессе.
Я пришла на первое в моей жизни заседание совета уполномоченных, которое проходило в цокольном этаже городской ратуши, и попросила внушительных мужчин, сидевших передо мной, спасти ратушу.
– Нет! Нам нужна новая, побольше, – сказали они. – Кроме того, это даже не историческое здание. Линкольн здесь ни разу не ночевал!
Их ответы заставили меня по-новому взглянуть на современные культурные нормы – уничтожать что-то маленькое, уникальное и созданное вручную ради того, чтобы построить большое, безликое и штампованное; отрекаться от того, что имеет местную, а не национальную ценность; отрицать историческую значимость и наследие, оставленное простыми людьми.
Уполномоченные говорили о прогрессе. Но в чем именно был этот прогресс?