В период работы Эдисона телеграфистом на железной дороге его начальством был издан приказ, чтобы ночной дежурный в доказательство своего бодрствования каждые полчаса подавал телеграфный сигнал. В ответ на это Эдисон создал телеграфный будильник, который автоматически каждые полчаса подавал на соседнюю станцию условный сигнал. Изобретатель в это время спокойно спал. [25, стр. 48]
На заседании Парижской академии наук физик де Монсель в марте 1878 года демонстрировал фонограф Эдисона[59]
. Неожиданно вскочил академик Буйо и возмущенно стал кричать:— Негодяй! Плут! Мы не позволим чревовещателю надувать нас! [25, стр. 50]
Когда Эдисон спросил редактора газеты «Нью-Йорк Геральд» о его впечатлении о электрическом освещении, тот шутя ответил:
— Все прекрасно, исключая одно. О газовый рожок я мог зажигать сигару. Ваши новомодные лампочки для этого не годятся.
Через несколько дней Эдисон принес в редакцию только что изобретенную электрическую зажигалку. [25, стр. 51]
Великий датский ученый Нильс Бор (1885–1963) в очередной приезд в Советский Союз посетил физический факультет Московского государственного университета. Студенты встретили его шуточной песней со словами: «Только физики — соль, а все химики — ноль».
Однако к великому смущению юных гордецов Бор заметил, что всю жизнь считал и считает себя химиком! [25, стр. 54]
Немецкий ученый Макс Борн (1882–1962), один из наиболее выдающихся физиков современности, придавал огромное значение математической подготовке, что даже выражалось в его шуточном совете ученикам:
— Сперва начать считать, потом подумать. [25, стр. 54]
Существует теорема, сформулированная физиком Паулем Эренфестом: «Всякий человек обедает в ресторанах до тех пор, пока ему не надоест; тогда он женится». [25, стр. 55]
Алексей Николаевич Крылов, математик, физик, кораблестроитель и организатор науки, настойчиво возражал против создания многочисленных комиссий с большим штатом для разрешения тех или иных вопросов. Он даже сформулировал «закон»: «Производительность работы комиссии обратно пропорциональна числу ее членов». [25, стр. 56]
Авторитет Колмогорова как ученого был настолько высок, а научная эрудиция настолько широка и многогранна, что одно время среди американских математиков ходила легенда о том, что под именем «Колмогоров» в России будто бы работает целая группа математиков — наподобие Бурбаков[60]
во Франции[61]. [25, стр. 58] [32, стр. 169]Высшая научная почесть наступает с того момента, когда имя великого ученого начинают писать с маленькой буквы, превращая его в общепринятую единицу измерения: ампер, вольт, фарада, генри, кюри, гаус, эрстед, кулон… [25, стр. 61]
На вопрос о том, как избежать ошибок в научных публикациях, Эйнштейн ответил:
— Единственный верный способ не делать ошибок — это не публиковать ничего значительного! [25, стр. 62]
Поглощенный целиком собственными мыслями, Альберт Эйнштейн как-то встретил своего друга и приветливо попросил его:
— Приходите ко мне вечером. У меня будет и профессор Стимсон.
— Но ведь я Стимсон?! — удивился собеседник.
— Это не имеет никакого значения, — возразил ученый, — все равно приходите! [25, стр. 63]
Однажды к известному немецкому математику Эдмунду Ландау приехал другой математик Литлвуд. Ландау со свойственной ему непосредственностью воскликнул:
— Так, значит, вы на самом деле существуете! А я-то думал, что это псевдоним, которым Харди подписывает свои работы, когда считает, что они недостаточно хороши для него. [25, стр. 65]
С известным физиком Э.Ферми случилась такая история. В его квартире было холодно, и жена предложила вставить вторые рамы. Поскольку Э.Ферми был человеком науки, он решил сначала теоретически рассчитать, какой эффект дадут эти рамы. Расчеты показали, что эффект незначителен. Жена не прислушалась к этим доводам и все-таки вставила рамы. В квартире стало заметно теплее. Э.Ферми удивился, вернулся к расчетам и обнаружил ошибку. [25, стр. 67–68]
По приезде в США семья Энрико Ферми так много слышала разговоров о свободе личности, что как-то четырехлетний Джулио на предложение матери вымыть руки заявил:
— Ты не имеешь права меня заставлять! Здесь свободная страна! [25, стр. 68]
Немецкий математик Давид Гильберт (1862–1943) считал, что теоретическим исследованиям не нужно стремиться придать поскорее промышленную, инженерную направленность. Как-то его перед лекцией предупредили, что он должен высказаться против идеи несовместимости науки и техники. Помня об этом предупреждении, с присущим ему остроумием он в своем выступлении сказал: