Курс — океан

Собрались на совет: как быть? Выход предложил Ширшов.

— Надо сократить дорогу, чтобы скорее добраться до следующей базы, — сказал он. — Я предлагаю идти не по берегу, как обычно, а через залив на остров Колючин и дальше по льду на мыс Джинретлен. Дорога, конечно, труднее, но зато короче километров на двадцать — двадцать пять…

Возражений не последовало. С наступлением утра двинулись по этому маршруту.

Идти стало значительно тяжелее. Метет пурга, все окутано белой пеленой.

— Как в молоке идем, — доносится до Ширшова голос кого-то из его спутников.

Ширшов так вспоминал впоследствии этот переход:

«Снег под ногами, снег над головой, снег перед глазами — всюду белая пелена снега. Но, что хуже всего, слишком много снега под ногами, то и дело проваливаемся по колено. Сразу начинаешь чувствовать десять часов почти непрерывной ходьбы. В десятый раз ребята спрашивают у каюров, скоро ли Колючин? И неизменно в ответ: „Колючин чум-ча“. Это значит — Колючин близко. Ох уж это „чум-ча“. Оно измеряется у чукчей по крайней мере десятком километров… Лишь поздно вечером в темноте, в пурге неожиданно вырастает перед нами темной стеной остров Колючин…»

К усталости подключилось еще и чувство голода — ведь утренний завтрак был очень скромным.

Никогда еще маленький поселок — семь яранг на прибрежной косе острова Колючин — не видел столько гостей: там оказалась одна из партий челюскинцев в составе восьми человек, задержавшаяся в пути, и экипаж самолета Ляпидевского, потерпевшего аварию близ острова. Местные чукчи оказались радушными хозяевами, накормили проголодавшихся путешественников бригады Ширшова и разместили всех гостей в семи ярангах — в тесноте, да не в обиде.

На Колючине задержались два дня: усилилась пурга, каюры отказались выходить в путь, боясь заблудиться. Весь следующий день Ширшов провел в тревожном ожидании. Велико было желание идти вперед, идти как можно скорее, но разбушевавшаяся Арктика сдерживала этот порыв. А впереди был самый трудный переход: предстояло пройти до мыса Джинретлен за сутки 70 километров. За ночь пурга немного утихла, и в четыре часа утра группа Ширшова двинулась в путь. Первые километры пути оказались очень тяжелыми: толстый слой снега покрывал лед залива, ноги глубоко проваливались в нем. Через четыре часа вышли наконец на более ровный лед, но пройденный путь настолько вымотал людей, что они стали уже выбиваться из сил. Ширшов понимал, что в таком состоянии его отряд сможет пройти только полпути, а ночевка на льду посреди залива под открытым небом не сулила ничего хорошего. А ведь на нем, как на бригадире, лежала ответственность за всех людей. Какой же может быть выход? И Петр Петрович принял такое решение: часть путников садятся на нарты и уезжают вперед на два-три километра, затем слезают с саней и, уже отдохнувшими, идут дальше пешком, а нарты ожидают остальных. Отдохнувшие собаки везут подошедших два-три километра, обгоняя по пути первую группу, ушедшую ранее. И так все время — часть пути на нартах, часть пешком. Кто-то из ребят предложил поставить на нарты парус — так и сделали. Попутный ветер надувал парус, и измученные собаки сразу получили облегчение.

В 12 часов сделали короткий привал, и снова в путь, не дождавшись даже, пока закипит вода в чайнике — ведь пройдена только половина пути. Ширшов тщательно разделил на равные части полученный в дорогу запас лепешек и баранок и выдал каждому его норму — мало ли что может еще произойти в походе. Только к ночи добрались наконец до мыса Джинретлен, отыскали в темноте четыре одиноких яранги у подножия мыса и, почти падая от усталости, неожиданными гостями ввалились в них. Их обитатели оказались такими же гостеприимными хозяевами, как и во всех других чукотских поселках: быстро вскипятили чай, напекли лепешек, накормили гостей и уложили их спать.

Утром снова в поход. Погода улучшилась. Путь лежит по краю ровного плато тундры, на южном горизонте — контуры холмов, за ними — горный хребет. Высоко в небе прогудели моторы трех самолетов.

— Это наши, — поясняет Ширшов, — летят из Ванкарема в Уэлен.

— Вот, черти, — вздыхает кто-то из ребят, — они за три часа весь путь сделают, а нам десять дней топать надо…

Ясная солнечная погода принесла свои неприятности. Твердая снежная корка подтаяла, стала мягче, ноги стали глубоко проваливаться в снег, движение постепенно замедлилось. К тому же от солнечной радиации у Погосова воспалились глаза, и он брел вслепую. Ширшов отдал ему свои более совершенные солнцезащитные очки, но слепота пока не проходила, и еще два дня Ширшов и Гуревич по очереди вели Погосова вперед за руку.

Путь лежит мимо острова Иддиль. Петр Петрович говорит товарищам:

— Нам, сибиряковцам, так памятно это место. Здесь мы потеряли винт, отсюда начался наш дрейф туда, к мысу Сердце-Камень. А вот там, дальше наш «Челюскин» попал в ледовый плен, от которого уже не смог освободиться…