Курсант: Назад в СССР 11 (СИ)

— Такое дело, Никита Егорович, — Алексей переступал с ноги на ногу. — Нет никого на площадке, я выше поднялся, а там старушка глухая, я ей говорю, мол, понятой будете? А она меня чаем все пыталась напоить, гостеприимная такая. В другую квартиру позвонил, опять никого. В следующей — только пьяный мужик какой-то.

— Ну тащи хоть его. Понятой может быть пьян, помят и небрит, законом не возбраняется.

— Буйный он какой-то, что-то предъявить мне пытался. Может, ну его?

— Ты корочки ему показывал?

— Не успел, — опустил глаза Алексей.

— Эх… Молодость… Смотри и учись! — Горохов отложил протокол и авторучку. — Показывай, где этот нетрезвый понятой обитает.

Вместе они поднялись на этаж выше, Алексей даже смело нажал на кнопку дверного звонка, правда, тут же деликатно отошел в сторонку, пропуская вперед широкую грудь шефа.

Дверь через некоторое время распахнулась, на пороге появилась небритая морда в стоптанных тапках, трусах и майке на босу грудь. На плече расплылась синевой татуировка в виде русалки с наливной грудью и кривой надписью: «Зина».

«Прицел» у небритого явно был сбит — один глаз косо прищурен, второй тоже пьяный.

Горохов стал чинно вытаскивать свое удостоверение, но завершить действо не смог. Не успел даже представиться, как морда вдруг оскалилась неполным комплектом передних зубов и с презрением прохрипела:

— А-а! Это ты! Фраер в маминой кофте!

— Чего-о? — опешил следователь.

— Нет ее дома! Выгнал взашей, милуйтесь теперь в подъезде, а не в моей хате!

Бам! И пьянчуга зарядил Никите Егоровичу в глаз кулаком. Не сильно, так как собраться и вложиться в удар в таком разобранном состоянии не сумел, да и с балансом и центром тяжести наблюдались явные проблемы.

Бух! — дверь захлопнулась и щелкнул замок. Нападавший, что был раза в два по габаритам меньше Горохова, после выпада благоразумно ретировался.

Никита Егорович инстинктивно схватился за глаз, а вторым едва ли не целую минуту хлопал и таращился на дверь. Негодование подкатило волной, отчего щеки и уши стали пунцовые.

— Не понял! — прорычал шеф. — Алексей, это что сейчас было?!

— Я же говорю, — высунулся тогда из-за его спины Катков. — Буйный он какой-то.

— Так не пойдет! Будет еще пьянь какая-то прокуратуру советскую мутузить! Ну я ему!

Следователь так забарабанил кулаком в дверь, что посыпалась с потолка известка.

— Чего надо? — раздалось за запертой дверью.

— Шоколада! — рявкнул шеф. — Открывай дверь, скунс небритый. Прокуратура СССР!

— Ага, скажи еще, что КГБ! Нету Зинки, я говорю, не жена она мне более.

— С твоей Зинкой мы еще разберемся, а сейчас дверь открой, у нас за распускание кулаков — уголовка предусмотрена.

Дверь снова распахнулась, но не слишком широко, в проем высунулась только физия и одно плечо с русалкой.

— Разберемся? — шипел мужичок. — С Зинкой? Так все-таки это ты с ней, морда галстучная, шашни крутил? Мне соседи все рассказали. Только я в ночь, как ты к ней — шасть! Ах ты, хомяк пенсионный!

Алкаш снова замахнулся, но на этот раз Никита Егорович был готов и сам контратаковал.

Бам! Увесистый и дутый, как небольшой арбуз, кулак шефа без всяких предупредительных впечатался в челюсть рогатого агрессора.

Тот отлетел вглубь квартиры, раскинув ноги. Внутри что-то загрохотало, зазвенело. На пороге остались стоять лишь стоптанные тапки в замызганную клеточку.

Тишина…

— Эй! — шеф засунул голову в квартиру. — Гражданин, ты там живой?

Следователь зашел внутрь, Алексей засеменил следом.

Квартира оказалась обычной на вид — трюмо, обои, люстра из пластмассы. Не хоромы, но и не бичовник, хотя к последнему ее в восприятии бравых «галстучных», как выразился жилец, подталкивал запах застарелого перегара, висевшего в воздухе вперемешку с пеленой табачного дыма.

Посреди прихожей на линолеуме в незатейливый советский ромбик и распластался босогрудый без признаков жизни.

— Никита Егорович, — Алексей вытянул шею. — Он что, того?

— Не каркай! Видишь, сопит. Жив он, что ему сделается. В таком состоянии ими можно гвозди забивать или танки вражеские таранить. Ничего не будет.

Следователь всё-таки подошел, наклонился и похлопал по щекам загорающего:

— Встать, суд идет!

Тот очухался и вытаращился на правоохранителей, казалось, немного даже протрезвел.

— Какой суд?! — пробормотал он. — За что?

— За нападение на сотрудника прокуратуры при исполнении. В связи с Указом Президиума Верховного Совета от марта месяца сего года, — вещал Горохов, — за такое преступное деяние предусмотрен расстрел. Причем приговор можно приводить в исполнение прямо на месте. Алексей, доставай пистолет.

— Так нет у меня пистолета, — прошептал Катков.

— Цыц! — подмигнул ему Горохов.

— Постойте, товарищи! Какой расстрел?! Да вы что? Я же перепутал вас с ейным хахалем! У вас просто пиджак и галстук, как соседи говорили. И морда у вас, извиняюсь, гражданин начальник, ну никак на милицейскую не похожа, скорее, на директорскую, ну или на ревизорскую. Вот я и попутал. Вы простите меня, не надо меня расстреливать, мне на смену завтра…