Валерий Петрович Екимов

Курсантские байки восьмидесятых

Веришь? – «во весь голос» – Не хочу! Кто я, чтобы быть Мессией? Лишь о том сегодня не смолчу, что горжусь своей Россией, за ее простую… простоту, а еще – нерасторопность и смешную отрешенность от ухода мира в пустоту!

Привет, Питония!

Начало восьмидесятых.

Апрель.

Город-герой Ленинград, здание Нахимовского училища, третий этаж, второе окно слева, прямо напротив «Авроры».

Восемь утра. Малая утренняя «приборка».

В училище за каждым нахимовцем, как, впрочем, за любым военнослужащим во всех родах войск, закреплен конкретный участок «приборки», который следует убирать два раза в день: утром до занятий и вечером после них. Это окно на третьем этаже тридцать первого класса, или по-другому – первого взвода третьей роты, – объект моей «приборки». Не удивляйся, это лишь кажется, что там нечего делать, когда ты убираешь один и тот же подоконник изо дня в день утром и вечером, да еще полтора часа в субботу во время большой «приборки». Во-первых, окно огромное, около трех метров в высоту и двух в ширину…

Не веришь? Съезди к «Авроре» и посмотри на это голубое замечательное здание с минами да старинными пушками у входов со стороны Петроградской и Петровской набережных. Как сейчас помню, что мы пели про него тогда:

В Петроградской сторонеу моста Свободыстоит домик голубойс пушками у входа.

…А во-вторых, стеклянное полотно окна поделено деревянными рамами ровно на тридцать прямоугольников, так что общая длина старой прокрашенной деревяшки с учетом двух рам на окне достигает пятидесяти погонных метров, да еще и двенадцать квадратных метров старого стеклянного полотна, выходящего, кстати, на проезжую часть. И таких окон в классе ровно четыре. Малейшая грязинка или пылинка на них сразу видна, как вон та черная ворона на льдине, именно сейчас проплывающей по Неве за моим окном. Поэтому плевый, казалось бы, участок «приборки», на самом деле совсем даже немалый и непростой.

Но это окно – мое любимое в классе. Да что там, в классе, во всем училище! Оно смотрит прямо на трап «Авроры», у которого круглосуточно стоит вооруженный матрос-часовой. Каждое утро ровно в восемь возле окна я вместе с командой корабля участвую в подъеме флага. К слову сказать, этот подъем проходит по всем правилам этикета Русского флота: с отбитием склянок и звуками живой корабельной дудки, трубы. Экипаж крейсера первого ранга при всем параде выстраивается на верхней палубе. Два сигнальщика разбегаются в разные стороны к флагштокам на бак и на ют для поднятия гюйса и флага соответственно. Трубач, как соловей выдавая волшебные трели, вначале играет тревожный «Большой сбор», затем торжественный «Подъем флага», а по его окончанию, задорно, по-хулигански перепрыгнув с мягкой ноты си-бемоль на дерзкую соль-диез, подает веселый сигнал «Вольно!». Под эти фантастические звуки морской трубы и звон склянок, встав по стойке смирно у моего окна, наблюдаю, как флаг и гюйс плавно, ни на секунду не останавливаясь, медленно-медленно, почти вечность ползут по короткому трехметровому фалу флагштока вверх. Точнее, вбок – сигнальщики до максимума растягивают их в стороны, чтобы хоть как-то увеличить путь огромных полотен…

Тогда, в восьмидесятые, на подъем флага к самому известному до сих пор крейсеру страны, будто на смену караула у мавзолея в Москве, съезжались сотни горожан и, видимо, туристов, – полюбоваться отточенными движениями моряков. Увы, теперь мою «Аврору» вывели из состава Военно-морского флота. У трапа нет больше ее матроса. Флаг и гюйс, похоже, висят круглосуточно, ну, что ли, ритуально, как на кладбище. Крейсер без Вэ-Мэ-эФ (так правильно говорить, петь) – красиво убранная могила или музей, как, впрочем, его и обзывают нынче.

…Бесконечно люблю эти утренние минуты в классе. В такое время здесь никого нет, и это немало для пятнадцатилетнего юноши при круглосуточном проживании в большом коллективе. Весь наш взвод разбежался по своим местам уборки, а их в училище не счесть. У окна только я и моя «Аврора», с которой у нас ежедневное утреннее свидание, после чего всегда повышается настроение…

И до сих пор повышается, когда теперь по утрам спешу мимо нее.