Курск- 43. Как готовилась битва «титанов». Книга 2

Армия Москаленко изначально имела главную задачу: наряду с обороной собственного рубежа (вероятного направления вспомогательного удара) контрударами своих войск способствовать удержанию на армейских рубежах группировки противника, наносящей удар по 6 гв. А, а также, при необходимости, выделением в её полосу частей и даже соединений на усиление обоянского направления. Как известно, в первые четверо суток командование Воронежского фронта будет проводить оборонительную операцию строго в соответствии с ранее разработанным и утвержденным Москвой планом. Импровизировать Н.Ф. Ватутин начнет лишь вечером 9 июля, когда от имени Военного совета запросит у Ставки разрешение на контрудар с использованием стратегических резервов. Поэтому, несколько опережая события, отмечу, что указанные выше задачи 40А будут подтверждены практическими шагами Н.Ф. Ватутина уже на второй день операции. С 5 по 15 июля в полосу 6 гв. А он выведет из 38А лишь 5 частей и соединений, из них только одну стрелковую дивизию и две танковые бригады, а из 40А – 16, в том числе три стрелковых и одну зенитную дивизии, восемь танковых и истребительно-противотанковых бригад[152]. Причем до 9 июля включительно из 40А он изымет и бросит в полосу 6 гв. А большую часть этих сил. Кроме того, даже ослабленная, 40А все же примет участие в контрударе 8 июля 1943 г., проведя не полноценные, а лишь «демонстративные» контратаки против левого крыла 4ТА по плану, который был подготовлен весной. Кстати, в отчёте её штаба о боях за 8 июля 1943 г. упоминается о ранее разработанном и утверждённом руководством фронта до начала Курской битвы плане удар во фланг обоянской группировки противника (в направлении Томаровки) с целью оттягивания сил из полосы 6 гв. А и причинах его невыполнения:

«Согласованный ранее вопрос перехода ударной группировки войск левого крыла 40 армии в наступление на Томаровку, после изъятия почти всех средств усиления и одной стрелковой дивизии[153]

, распоряжением штаба фронта от 8.7.1943 г. был переключён на демонстративные действия в этом же направлении составом двух дивизий. Своим распоряжением командарм эту операцию поручил провести командиру 52 стрелкового корпуса генерал-майору тов. Перхоровичу… с 10.00 8.7.1943 г.»

[154].

И последнее. При анализе решений Н.Ф. Ватутина (как, впрочем, и К.К. Рокоссовского) по ключевым вопросам подготовки к Курской битве, на мой взгляд, всегда следует держать в поле зрения два важных аспекта, которые помогут избежать ошибки в оценках его деятельности.

Во-первых, командующий любым фронтом оперировал теми силами и средствами, которые ему представляла Ставка ВГК, исходя из её собственного видения обстановки, а оно (это видение), к сожалению, не всегда было верным. «Разрыв» между понятиями «требуется для решения поставленных задач» и «есть в наличии у фронта» должен был заполняться талантом полководца в организации и ведении боевой работы, а также повышением напряжения войск. Но часто дефицит сил был значительно больше, чем командующий имел в своём распоряжении этой невидимой для глаза субстанции, а у личного состава был предел физических возможностей. У К.К. Рокоссовского перед Курской битвой такого «разрыва» практически не было, ему предоставили всё, что нужно для обороны, и даже больше, а у Н.Ф. Ватутина, из-за просчёта Москвы в определении главного удара противника в районе Курской дуги,[155] он будет «зашкаливать» все разумные пределы. И никакие способности лично генерала армии и его подчиненных покрыть дефицит были не в состоянии. Именно поэтому уже на второй день немецкого наступления Москва будет вынуждена спешно двигать на юг целые корпуса и армии, а не из-за того, что Н.Ф. Ватутин окажется недальновидным военачальником, а войска его фронта менее стойкими, чем их соседи.