Курская битва, которую мы начали

По наличию бронетехники, в конце января 1943 года у немцев и их союзников оставалось на Восточном фронте всего 495 боеготовых танков и САУ [387] , следовательно, учитывая указанный выше уровень их производства (900 машин ежемесячно), требовалось от трех до четырех месяцев для пополнения танковых сил до минимально необходимого действующей здесь армии количества 3 – 4 тыс. единиц. Действительно, к 28 февраля танковый парк на Востоке составлял 1 821 машину (из них 902 боеготовых); к 10 апреля – 1 890 (из них 953 боеготовых); к 10 мая – 2 255 (из них 1 536 боеготовых); к 31 мая – 2 425 (из них 1 846 боеготовых) [388] . Однако группа армий «Юг» в начале мая могла выделить для проведения операции «Цитадель» только 686 танков и 160 САУ – в два раза меньше, чем в начале июля (так же, как и в случае с авиацией 4-го воздушного флота) [389] .

Поэтому, касаясь времени начала наступления на Курск, начальник штаба группы армий «Юг» генерал Буссе указывает [390] , что все в германском командовании были согласны в следующем – операцию нужно проводить как можно скорее, пока советские войска полностью не восстановили свою боевую мощь, их стратегическое сосредоточение еще не завершено, а позиции на местности остаются недостаточно укрепленными. Вместе с тем германские войска даже не могли надеяться начать наступление сразу по окончании сезона распутицы – в конце апреля или начале мая. Учитывая тяжелые потери во время зимних сражений, к этому времени нельзя было еще реорганизовать дивизии, выделяемые для участия в операции, причем главным условием стало время, за которое танковые соединения могут быть оснащены бронетехникой – сразу же появились проблемы в обеспечении танковых дивизий новыми машинами, особенно новыми танками типа «Пантера». Поэтому предварительные сроки начала операции были назначены на самую раннюю дату, которая считалась возможной – примерно 25 мая. Когда в начале мая возникла необходимость перенести первую приблизительную дату проведения операции, Генеральный штаб сухопутных войск и штабы групп армий согласились с тем, что операция должна начаться самое позднее в середине июня, чтобы сохранить важнейшие предпосылки успеха. Однако Гитлер отложил и этот предельный срок, учитывая аргументы командующего 9-й армией генерала Моделя, который требовал дополнительных пехотных и танковых соединений и большего количества танков, чтобы противостоять все усиливающемуся противнику, постоянно наращивавшему свои силы в глубине полосы планируемого наступления 9-й армии. При этом из-за плохой сети коммуникаций и угрозы тыловым районам со стороны «партизан» 9-я армия сильно отставала от оперативной группы «Кемпф» и 4-й танковой армии в оперативном развертывании, переформировании, подготовке солдат и складировании запасов. С разрешения Генерального штаба сухопутных войск фельдмаршал Манштейн выразил протест по поводу постоянного переноса сроков операции, поскольку считал, что дополнительная задержка приведет к потере важнейших предпосылок для успеха наступления, однако в итоге Гитлер назначил начало операции «Цитадель» на июль 1943 года.

Как видно, генерал Буссе признает неготовность германских войск к наступлению в мае – июне 1943 года (не говоря уже про апрель), но пытается возложить ответственность за перенос сроков начала операции «Цитадель» на генерала Моделя, который якобы требовал резервов, хотя не мог обеспечить своевременное оперативное развертывание ударной группировки, переформирование частей, подготовку солдат и накопление запасов предметов снабжения. Также Буссе объясняет отставание в подготовке 9-й армии плохим состоянием коммуникаций и утверждает, что Манштейн выражал протест против отсрочки наступления.

По этому поводу, прежде всего, необходимо заметить, что фельдмаршал Модель, в отличие от Буссе, покончил жизнь самоубийством после окончательного поражения вверенных ему войск в 1945 году, так что воспоминаний не оставил и не имел возможности возразить Буссе, однако есть и другие свидетельства.