Курсом зюйд

— Вы бы, конечно, предпочли съесть пирог целиком, и даже попытались, — проговорила Катя. — Но это был как раз тот случай, когда кусок шире горла. В таких делах нужно знать меру… Я не стану ничего обещать, но пока окончательного решения не принято, вы вполне можете оказаться среди тех, кто станет тот пирог делить. Это всяко лучше, чем быть в роли этого несчастного блюда.

— А вы действительно сделались политиком, сударыня, — признался Карл, поглядев в открытое окошко, откуда задувал пахнущий морской влагой ветерок. — Впрочем, личное для вас, кажется, всегда было на втором месте. Я знаю, как вы относитесь ко мне на самом деле. Поверьте, наши чувства взаимны. Но я кое-чему у вас научился. А именно — забывать о личном во имя блага моей страны.

— О, ваше величество, если бы вы владели этим искусством с самого начала, многих неприятностей можно было бы избежать. Кстати, признаюсь, что и я у вас кое-чему научилась. А именно — действовать решительно при любых, даже неблагоприятных обстоятельствах. Это очень помогло мне в Копенгагене.

— Мои сочувствия брату Фредерику, — усмехнулся Карл.

— Ему не стоит сочувствовать — он вполне доволен подписанным договором. Чего нельзя сказать об Англии и Франции… Каково ваше мнение о новом французском короле?

— Пустое место, — отмахнулся швед. — Если хотите решить с ним какие-то вопросы, сначала узнайте, кто распоряжается его двором. И хорошо, если это Филипп Орлеанский, а не иная персона.

— А что насчёт королевы Анны?

— Ничего хорошего, — скривился Карл. — Эта дама ещё как-то ухитряется сдерживать аппетиты своих лордов, но едва её не станет, они посадят на трон ганноверца. И тогда Европа наконец станет тем, чем является на самом деле — безумным балаганом… Англичане опять говорили о деньгах?

— Они всегда говорят о деньгах, — хмыкнула Катя. — Если вы хотите начать новую войну, когда вернётесь на родину, можете просто объявить, что не станете платить англичанам компенсацию за корабли. Но я бы не советовала. По крайней мере, до тех пор, пока наши флоты не смогут действовать сообща.

— Вы уверены, что этот момент настанет?

— У нас с вами может не остаться иного выхода, — Катя медленно раскрыла веер, которым крайне редко пользовалась. — Вы ведь прекрасно знали, с кем связались, когда вам подкинули Хаммера и деньги. И чего от вас за это потребовали. Вы провалили дело, потеряли деньги, отряд наёмников уничтожен… Как вы думаете, эти люди простят вам подобный провал?.. Ваш единственный шанс уцелеть — это сражаться с ними. И единственный союзник, который понимает обстановку правильно — это мы. Так давайте же сообща хорошенько отколотим этих ребят, чтобы знали своё место. А потом и между собой подерёмся, если кулаки всё ещё чесаться будут.

— Эти ребята купили Францию и Англию с потрохами, — скептически заметил Карл, скрестив руки на груди. — Вы уверены, что решать эту задачу именно нам?

— А больше некому — остальные или тоже куплены, или запуганы. Но, как говорил китайский стратег Сунь Цзы, «Самая лучшая война — разбить замыслы противника; на следующем месте — разбить его союзы», — совершенно серьёзно произнесла Катя. — Наш противник привык воевать только чужими руками. У него нет собственных армии и флота, только купленные. А здесь уже работает дипломатия. Потому у нас есть неплохой шанс на победу… Что же до подраться, то оставим это на закуску.

— То же говорил мне и брат Петер, — усмехнулся швед. — Он меня убедил. Теперь эти же слова я слышу от вас… Что ж, это серьёзный аргумент в пользу того, чтобы оказаться… среди тех, кто делит пироги.

— Думаю, мы с вами ещё обсудим подробности, — Катя чуть склонила голову. — У меня, собственно, всё на сегодня. С вашего позволения я откланяюсь, но прежде хотела бы обратиться к вам с личной просьбой.

— Всё, что в моих силах, мадам.

— Оставьте в покое мою сестру. Поверьте, так будет лучше всем — и вам, и ей, и мне.

Швед бросил короткий и недобрый взгляд на Дарью.

— На это у меня, боюсь, сил не хватит, — прямо и резко заявил он.

— И всё же советую вам их поискать, — Катя по-прежнему была олицетворением спокойствия. — Хотя бы во имя блага своей страны…

Сёстры убрались из крепости в смешанных чувствах.

— Какой же он мудак, — вдохнула Катя, когда они высадились из прогулочной лодки на выстеленную горбылём набережную. — Всё было хорошо, пока не зашла речь о личном… Ладно, буду над этим работать.

— Но ты ведь не думаешь, что он действительно…

— Ни в одном глазу. Просто у него очередной бзик, идея-фикс. То он хотел Россию забодать, то Полтаву приступом взять, а теперь упёрся насчёт тебя. Это чистой воды упрямство, — Катя вынула из-за корсажа платочек и промокнула бисеринки пота: самочувствие опять резко ухудшилось. — Повторяю: буду над этим работать.

— Вообще вся эта ситуация — и с политикой, и с этим…гостем, чтоб не сказать хуже — мне дико не нравится, — призналась Дарья. — Ладно, пока проехали. Всё, что мы сейчас можем — это именно заниматься политикой, чтобы она не занялась нами. И эта война на юге… Может, хоть ты скажешь мне о ней чуть побольше, чем Петруша говорил?