Курзал

— Склеротик! Совсем уже… — внятно сказала Корова, но тут очнувшаяся Алла Сергеевна взмахнула рукой, грянул аккордеон, и в зал вбежали «пионеры»— трое дюжих парней и две девицы. «Наверняка из команды», — подумал Губин. Одеты «пионеры» были по всей форме: белые рубашки, галстуки, пилотки. Расторопно выстроившись, «пионеры» приветствовали всех салютом, после чего одна из девиц, наиболее грудастая, в устрашающе коротенькой юбочке, сделала шаг вперед и пропищала поздравительные стихи, снабженные самой древней рифмой на земле: «поздравляем — желаем».

Зал облегченно залился смехом, вскипели аплодисменты, грянуло дружное «Мо-лод-цы!».

Алла Сергеевна объявила, что вечер окончен… Временно. Потому что после ужина в баре состоится «Голубой огонек». Именинникам предоставляется преимущественное право приобретения билетов. Для себя самих, а также для родственников и друзей. В баре играет диксиленд, будут танцы и, открою страшный секрет, — в порядке исключения разрешено заказать по бокалу шампанского.

Возвращаясь к себе в каюту, Александр Николаевич опять подумал, что все не так примитивно, как ему, зануде, кажется. Люди нуждаются в радости, не так уж много ее у каждого в повседневной жизни, и тут не до жиру; голодный человек не ковыряется в тарелке, ему картошка с постным маслом — настоящий пир… И ведь большинство из тех, кто сегодня хохотал и аплодировал, были всерьез растроганы. И «пионеры» из поваров и матросов, вдохновенно певшие и топавшие мощными ногами, старались от всей души.

Губин вдруг решил, что просто обязан сегодня вечером пригласить на «Огонек» своих соседок по столу. Ходят модные, нарядные, подкрашенные, притащили, поди, весь свой гардероб, а красоваться-то не перед кем! Нету здесь кавалеров, куда ни посмотришь — то База, то «подшитый»… Губин пошел и купил у бармена четыре билета.

«Бойтесь первого движения души, — как правило, оно бывает благородным». Эти слова, сказанные, кажется, Талейраном, Губин вспомнил, когда собирался в бар, на «Огонек». Но Талейран Талейраном, а вел он себя весь этот вечер, по собственному объективному мнению, исключительно галантно; ухаживал за тремя своими дамами, никого не выделяя, для каждой придумал правдоподобный комплимент и был просто поражен, с какой полнейшей серьезностью его нехитрая лесть была встречена. Все трое оживились, стали разговорчивее, закокетничали. Лиза и та, когда он строго сказал, что ее белое платье с вышивкой выглядит так, словно куплено в Париже у месье Диора, мгновенно перестала ежиться и сутулить плечи и откинулась на спинку кресла, изящно, двумя пальцами, держа перед собой бокал с шампанским, даже глаза забыла таращить. Губин расчувствовался и, придав своему лицу значительное выражение, объявил:

— Внимание. Пьем за самое главное желание каждой из вас. Задумывайте. Готово? Теперь, если пить маленькими глотками и все время повторять про себя то, что задумано, желание непременно сбудется. И не через сто лет, а в течение года. Гарантирую. Глаз у меня верный, рука легкая, хотя и крепкая. — Мысленно поморщившись, Губин выпил и наблюдал, как они с одинаковыми, истово-сосредоточенными лицами сделали по нескольку глотков. Лиза, впрочем, только пригубила, сказав, что вообще не пьет, совсем, но за желание надо. А желание-то у всех троих наверняка было одно и то же…

Еще минуту назад Губин решил для себя, что хорошенького понемножку, но теперь, вздохнув, пустился во все тяжкие, а для начала заказал всем по безалкогольному коктейлю «Снежный шар». Означенный напиток обладал резким запахом мужского одеколона, зато все остальное было на высоте: соломинка, шарик мороженого, кубик льда. То есть полный о'кей, как выразилась Ирина. Катя согласно кивнула. А Лиза покраснела и сказала, что очень, очень вкусно, большое спасибо, она в жизни такого не пробовала, и здесь в баре красиво, ну прямо как… И вообще! И музыка изумительная… И всё, всё…

Это была, пожалуй, самая длинная фраза, какую Губин слышал от нее за все время знакомства. И он решил, что обязан честно отсидеть тут до самого закрытия.

Потом, когда они мирно ели мороженое (музыканты, слава Богу, взяли тайм-аут), Катя задумчиво сказала:

— Жалко, выпить больше нечего, а то у меня есть тост. За Александра Николаевича и вообще за его поколение. Только мужчины вашего возраста — настоящие джентльмены, я уж давно заметила.

— Не то что наши — одно хамство и самомнение. Уверены, что женщина должна за ними, как бобик, — поддержала ее Ирина. — Женщины, конечно, тоже виноваты. Раньше девушка умела себя поставить… а сейчас — только бутылку поставить. Вот моя мама: я, говорит, в молодости королевой была, три раза замуж выходила, и ни один сам не ушел, всех я бросила, а вы, говорит… никакой гордости!

— Кто уж очень шибко гордый, один и кукует… — глядя прямо перед собой, сказала Катя.