Кутузов

Но покоя не было и в долгожданной Вильне. 23 января Михаил Илларионович сообщал супруге: «Я дни три как приехал в Вильну, где нашел почти весь город в гриппе, и сам тотчас почувствовал, но по сей день еще не лежал…»⁵⁴ Да и как было лежать, когда по приезде выяснилось, что он не представил еще на утверждение императору образцы сукон, каразеи и холсту, принятых от виленского комиссариатского комиссионера Высоцкого на обмундирование полка «имени моего», которому надлежало быть в темно-зеленых кафтанах с «вердепомовыми воротниками, обшлагами и лацканами» (Vert de pomme —

цвет зеленого яблока. — Л. И.). 5 марта 1800 года Кутузов снова сообщил Екатерине Ильиничне об огромном количестве бумаг: «Я, слава Богу, здоров, только глазам работы так много, что не знаю, что будет с ими. Никогда до обеда нельзя отделаться и часто вечера должно сидеть. Только остается время на спектакель (так в тексте. — Л. И.

)». Впрочем, в «нескушной» и многолюдной Вильне, куда так стремился Кутузов, его подстерегали испытания другого рода: «Любезные и милые детки, здравствуйте. Благодарю за письмы. Я не очень к здешней жизни еще привык; для меня очень шумно, и я должен женироваться (от фр. se gener — стесняться. — Л. И.

) для публики, чтобы им не мешать веселиться, и всегда более устану, нежели повеселюсь. Например, вчерась должен был быть в спектакле, после на маленьком бале в партикулярном доме; однако же здесь и маленький бал — 100 человек, где танцовали мазурку, казачка, алемонд, la perigordaine, valse etrusque, пока у меня голова заболела; после в редут, где 700 человек, и, ей-Богу, рад, рад, как домой уехал. Мне было весело в маленькой компании, в 6 часов выдти и в 10 спать лечь, а здесь должен сидеть за ужином, без того обижаются, а ежели я куда не поеду, то никто не поедет. Мне это не здорово и не весело. Впрочем, есть люди очень приятные и много. Вот моя жизнь. Боже вас благослови»⁵⁵

. Кутузов все чаще и чаще грустил о семейных радостях: «Любезные детки, здравствуйте. Как приятны мне были сегодня ваши письмы, как милостиво Государь с вами говорил. Я видел сегодня из Питербурха Горчакова и расспрашивал, каковы вы и как одеваетесь. <…> Какую, Аннушка, ты виленскую даму видела? Скажи, пожалуйста, кто такая? Вам показалась она ридикюльна (смешна. —Л.И.), от того, что у вас нету в нарядах столько вкуса, как здесь. Для чего Лизинька сестер обижает? Всегда пишет „мои маленькие сестры“, как будто оне двухлетние. <…> Все много писали, только Дашенька об орехах ничего не говорит. Ежели бы мне этакой орех подарили, я бы с ума сошел от радости»⁵⁶. Орехи, о которых упомянул в письме Михаил Илларионович, его родственник Логин Иванович Голенищев-Кутузов получил из Праги и отправил в подарок детям Кутузова. По-видимому, все дочери в восторге сообщили ему об этом, кроме младшей — Дарьи, которой отец, шутя, напомнил о необходимом чувстве благодарности.