КУТУЗОВ

Наполеон вскочил на коня, хотел пустить его в галоп к этим грязным домишкам Толочина, но потом подозвал Бертье и велел ему приказать Удино во что бы то ни стало отбить у Чичагова Борисовскую переправу.

Через несколько минут обиженный конноегерский лейтенант, которого успокоил Бертье, уже мчался назад со своим ординарцем и думал, как он будет рассказывать в штабе о своем споре с императором.

Наполеон подъехал к Толочину. У крайней хаты – еврейской корчмы – горел костер, сложенный из досок разломанного сарая. У костра стоял только что прискакавший в Толочин генерал Дод, которого император посылал к Виктору.

Наполеон соскочил с коня и хотел уже идти в дом, но генерал Дод, почтительно снимая вылинявшую треуголку, подошел к нему.

С перекосившимся от злобы лицом Наполеон выразительно сказал Доду:

– Они уже там! – И, кивнув генералу, чтобы он шел за ним, вбежал на широкое крыльцо.

Лакеи, приехавшие заранее приготовить императору помещение, раскрывали двери, указывая, куда идти.

В большой комнате, на столе, застланном чистой хозяйской скатертью, стояли в двух субботних подсвечниках зажженные праздничные свечи, хотя было начало недели.

Наполеон подбежал к столу, сел на лавку и протянул руку, крикнув:

– Карту!

Паж тотчас же положил перед ним карту Белоруссии. Наполеон, не снимая треуголки, нагнулся над картой.

Генерал Дод стоял у стола.

Наполеон качал думать вслух, как выйти из создавшегося катастрофического положения. Кавалерии у него не осталось, разведки не было. Приходилось лишь гадать о силе и движениях русских войск.

Дод знал Березину с ее болотистыми берегами и советовал не переправляться у Борисова, потому что русские, конечно, уже сожгли мост, а ниже Борисова сплошной лес и болота, через которые проложены многоверстные гати из тонких бревен и фашинника и где десятки мостов. Дод советовал перейти реку у Лепеля при соединении ее с Уллой – там Березина неширока, а берега не илистые, а песчаные. Удино неоднократно переправлялся через нее. Дод предлагал соединиться с Виктором и Удино и идти через Глубокое к Вильне.

Наполеон то внимательно слушал Дода, то слушал и не слышал, думая что-то свое. Он переспрашивал генерала, потом опять молча склонялся над картой.

– Путь на Борисов короче. Идя к Лепелю на Глубокое, придется сделать большой обход, – возражал Наполеон. – Русские смогут прийти в Вильну раньше нас. И впереди – Витгенштейн.

Наполеон возражал не столько Доду, сколько своему ходу мыслей, этому варианту, который он давно знал и о котором только что напомнил Дод. Император водил пальцем вверх и вниз по течению Березины и Днепра и вдруг прочел:

– Полтава! Полтава!

Рука невольно оторвалась от карты.

За этим коротеньким словом возникли те картины, которые часто вспоминались еще в московском Кремле.

Наполеон вскочил и, заложив за спину руки и наклонив голову, заходил по корчме.

Дод с тоской смотрел на императора, понявшего печальную аналогию.

Молчал.

В комнату вошли приехавшие Бертье, Мюрат, Евгений Богарне и генерал Жомини.

Тактичный Дод поспешил выйти.

Император ходил, продолжая машинально повторять:

– Полтава!.. Полтава!..

Присутствовавшие поняли его невеселые мысли. Стояли кучкой у порога. Император дошел до порога и, подняв на Жомини глаза, сказал:

– Кто никогда не испытывал поражений, у того они должны быть так же громадны, как и его победы!

Жомини только поклонился, молча соглашаясь с императором.

Наполеон снова подошел к карте и, рассказав всем о предложении генерала Дода, спросил у Жомини, знавшего местность, что советует сделать он.

– Ваше величество, перейти Березину ниже Борисова невозможно, но идти с измученной армией к ее верховьям – утомительно. Я полагаю, что можно перейти Березину чуть выше Борисова и выйти к Вильне кратчайшей дорогой на Сморгонь, – ответил Жомини.

Наполеон слушал Жомини, глядя не на карту, а на пламя свечи в медном еврейском праздничном подсвечнике. Он продолжал думать о своем – не о бегстве и поражении, а о победе.

– Если бы не все сердца оробели, – взглянул он на маршалов, стоявших у стола, – то можно было бы произвести чудесный маневр: идти к верховьям Березины, броситься на Витгенштейна, охватить его, взять в плен! – зажегшись, горячо выпалил Наполеон.

Бертье смотрел на Наполеона с упоением. Евгений Богарне печально улыбался, как бы говоря: «Красивые сказки!» Мюрат, который окончательно завял, сник в этом бегстве армии, был настроен весьма скептически. Он только поднял вверх брови и подумал привычными кавалерийскими образами: «Загнал коня, а теперь хочет, чтоб он скакал рысью!»

Наполеону ответил генерал Жомини:

– Ваше величество, такое чудесное движение возможно лишь в Италии и Германии, где есть продовольствие.

Жомини возвращал Наполеона с небес фантазии на землю действительности.

IV

…и крысы хвост у ней отъели.

Крылов

Адмирал Чичагов наслаждался отдыхом в небольшом уютном доме местного ксендза, который он занял для постоя в Борисове.