Кутузов. Книга 1. Дважды воскресший

К замку тянулись вереницы телег с глыбами финского гранита и розового мрамора, грудами жженого кирпича. На лесах, подгоняемых капралами, суетились рабочие.

– Право, граф, дворец сей все более походит на неприступную крепость, – шутливым тоном сказал Михаил Илларионович. Про себя же добавил: «Только кто будет штурмовать ее?»

Кутузов на время отъезда графа Палена в Ригу для переговоров с англичанами выполнял обязанности петербургского генерал-губернатора.

– Вы правы! И скажу по секрету, милый генерал, что уже завезены двадцать новых бронзовых пушек двенадцатифунтового калибра, – сыпал быстрой немецкой речью Тизенгаузен.

– А что там за конная статуя? – поинтересовался Михаил Илларионович, указывая на огромного бронзового всадника: лошадь идет шагом, седок одет по-римски, на голове – лавровый венок.

– Представьте себе – Петра Великого. Она была отлита итальянцем Мартелли при императрице Елизавете Петровне. И забыта в сарае. Когда ломали летний дворец, где родился наш государь, нашли ее. Она будет поднята на мраморный пьедестал и установлена посреди большой Дворцовой площади…

Не одни генерал-губернаторские заботы заставляли Кутузова любезничать с начальником гоф-интендантской конторы. У графа Ивана Андреевича два сына и дочь. Один из сыновей – девятнадцатилетний подпоручик Федор-Фердинанд уже не раз на балах приглашал танцевать только Лизоньку. И она, кажется, неравнодушна к нему. Дай бы Бог! А то уж больно разборчива, отвергла Антона Коронелли. Сказала, что выйдет замуж только по любви – большой, настоящей.

– Граф! – наклонил пудреную голову Кутузов. – Не забывайте, прошу вас, наш дом, Катерина Ильинична почасту говорит со мной о вас и Катерине Ивановне. Считает, что у нее с супругой вашей родство душ…

– Почту за честь, генерал, – отвечал польщенный Тизенгаузен. – Вот только этот дворец. Все жилы вытягивает. Не знаю, как и угодить его величеству.

Он подошел к Михаилу Илларионовичу совсем близко и понизил голос:

– А вы знаете, что при копке котлована тут нашли плиту с именем несчастного императора-узника Иоанна Антоновича…

– Дурной знак! – откликнулся Кутузов. – Но ведь на все воля его величества. Он сказал: «На этом месте я родился, здесь хочу и умереть…»

Как отмечал историк, слова эти исполнились с буквальной точностью.

2

8 ноября 1800 года, в день Святого архистратига Михаила, происходило торжественное освящение долгожданного прибежища Павла.

От Зимнего дворца до Михайловского замка были расставлены шпалерами войска. Утром, около десяти часов, при громе пушек началось торжественное шествие. Сам император, в окружении великих князей и небольшой свиты, ехал верхом; государыня Мария Федоровна, великие княжны и придворные дамы следовали за ним в парадных каретах.

Подъезжая к ярко-розовой громаде замка, Михаил Илларионович, находившийся в свите, невольно вспомнил о причине появления сего необычного колера. Когда дворец был готов, оставалось выбрать цвет для наружных стен. Колеблясь, император попросил совета у своей фаворитки княгини Гагариной, дочери сенатора Лопухина, но и та не могла ровно ничего решить. Тогда Павел взял одну из ее розовых перчаток и послал к архитектору Бренне с приказанием немедля окрасить дворец точно таким же колером. На стенах Михайловского замка он принял, однако, кровавый оттенок…

С Садовой улицы государь направился к подъемному мосту надо рвом через средние ворота, которые открывались лишь для царской фамилии, на главную площадь, или коннетабль. Отсюда вся процессия двинулась для освящения дворцовой церкви.

В час пополудни в столовой комнате было накрыто восемь кувертов. Приглашались самые близкие государю лица. Помимо императорской четы за столом находились: великая княжна Мария Павловна, Кутузов, обер-гофмаршал Нарышкин, обер-шталмейстер граф Кутайсов, граф Пален, обер-камергер Строганов. В камер-фурьерском журнале, где все имело свой особый смысл, Михаил Илларионович в списке значился вторым.

Кубков не было, и за здоровье государя пили из простых граненых рюмок…

Павел спешил с новосельем. 1 февраля 1801 года, несмотря на сырость и предупреждения врачей, что во дворце жить крайне вредно, он переехал туда с женой и великими князьями Александром и Константином. В новом помещении император дал большой бал-маскарад для дворянства и купечества. Лицам первых двух классов велено было явиться под цвет дворца, в розовом.

Февраль в столице выдался очень холодным, но не сухим; влагой был пропитан морозный воздух и, кажется, самые стены Михайловского замка. Скинув на руки лакею кунью шубу, Михаил Илларионович невольно с зябкостью передернул полными плечами в блекло-красном домино.