Кутузов. Книга 2. Сей идол северных дружин

– Вот-вот, Михайла Ларионыч! – торжественно продолжал Семенов. – Побеждает и начинает жить снова и с новой силой! У нас уже убыло больше половины солдат и почти все офицеры. Ружейный огонь был жесток. А конная лава отсекла нас от дунайского берега. Полковник наш, приметя уныние людей и слабость духа, соскочил с лошади. Он схватил у убитого солдата ружье, набросил на себя суму и сказал: «Друзья! Теперь я солдат, вам равный. Но солдат, всем старший. Кто желает умереть, как прилично герою, – учись у меня. Однако кого подлая трусость пробрала насквозь – сейчас выдь из фронта. Я не буду мстить ему ни здесь, ни за гробом! А теперь – за матушку-государыню и Россию нашу!» С этим вместе он бросился вперед…

Семенов-Чижик обвел солдат своими чистыми васильковыми глазами.

– Но шалишь, брат полковник! Не в голос запел! Русский солдат не в угол рожей создан. В одно мгновение запылали сердца молодецкие, загремело «ура» богатырское. Русские штыки сверкнули, выкупались в крови врагов, указали путь к свободе. И русская грудь проломила, провалила, удивила своих и чужих! Мы прошли вверх по Дунаю и переправились к своим. Кто на захваченных у турчан лодках, а кто поудалее – и вплавь, держа в зубах ружья и сумы…

«Дунай… Верно, судьба мне нагадала, чтобы все главные войны мои были связаны с этой великой рекой. И скорее всего, эта война для меня последняя», – думал Кутузов, снова и снова повторяя в уме трудности, какие могут встретиться для его дружной, но маленькой армии. Только теперь впереди не Осман-паша, не комендант Измаила сераскир Мегмет-Айдзоле и даже не великий визирь Юсуф-паша, а сам Бонапарт…

Отрываясь от преследующих его мыслей, главнокомандующий сказал:

– Спасибо, брат Семенов! Слушайте, дети, его побасенки. Ведь быть честным человеком и дураку легко, если он слушает умные, спасительные советы.

Он вынул кошелек и, доставая деньги, добавил:

– Выпей, брат Семенов, с товарищами за здоровье старика…

4

К началу октября 1805 года авангард русской армии, перейдя баварскую границу, подошел к речке Иин и остановился у городка Браунау.

Здесь уже находился Кутузов, которого не покидало тяжелое предчувствие, мало-помалу вылившееся в ощущение свершившейся беды. Он имел только одно письмо, помеченное 28 сентября, от эрцгерцога Фердинанда, который извещал Михаила Илларионовича о том, что австрийская армия цела и исполнена мужества. А тем временем русский посланник в Баварии донес, что французы заняли Мюнхен, откуда он был принужден выехать. Хотя опрошенные Кутузовым австрийские чиновники ничего не знали о происходившем под Ульмом, было очевидно, что Наполеон уже стоял в дверях Баварии.

Главнокомандующий приказал Багратиону составить авангард, имея передовые посты на Инне, и собрать сведения о французах. С этой целью отправлены были в разные стороны лазутчики и разъезды. Ежедневно Кутузову привозили самые разноречивые донесения: по одним – эрцгерцог Фердинанд отступил в Тироль, по другим – обратился на левый берег Дуная. Но все известия сходились на том, что под Ульмом произошла крупная неудача.

Скоро к Кутузову подошли неожиданные подкрепления. Явился отброшенный Наполеоном австрийский генерал Кинмайер с 18 тысячами солдат; вслед за ним прибыл, также отрезанный от Ульма, граф Ностиц с тремя батальонами кроатов и гусарским полком. Они ничего не могли сообщить о делах под Ульмом. Меж тем подтягивались к Браунау и русские задние колонны, конница и артиллерия, изнуренные усиленными маршами в ненастное время. Обувь износилась, иные солдаты шли даже босиком; больных на пути было оставлено до шести тысяч…

Находившиеся в Браунау австрийские генералы, с которыми по воле венского двора Кутузов обязан был совещаться о своих действиях, уговаривали его идти вперед и овладеть Мюнхеном. Старший из них – Мерфельд представил наконец Михаилу Илларионовичу письменное мнение, почти требование, со стороны гофкригсрата: силой открыть сообщение с Ульмом. Кутузов ласково соглашался со всеми доводами и… не трогался с места. Он ожидал, пока прояснятся дела на главном направлении, покрытые совершенной неизвестностью.

Наконец 11 октября в Браунау явился генерал Мак с известием о капитуляции своей армии. Соединяться уже было не с кем. После труднейшего, тысячеверстного марша в рядах русской армии оставалось всего 35 тысяч человек, а с присоединением австрийских частей Ностица и Кинмайера – чуть более 50 тысяч. А всего в пяти переходах находилась 150-тысячная армия Наполеона, готовая нанести сокрушительный удар по союзным войскам. Справа был многоводный Дунай, слева – высокие Альпы, а позади, до самой Вены, – никаких резервов; только далеко, у Варшавы, двигалась в Австрию 50-тысячная Волынская армия Буксгевдена[1].

5

В Браунау Кутузов приказал назначить к нему от каждого полка ординарца-офицера с одним унтер-офицером и рядовым в вестовые. От Ярославского прислан был Сергей Семенов.