Кувырок через голову

Она всюду была, куда ни ткни. А Ася пока нигде не была: близко — не считается. Папа тоже почти нигде не был, если с мамой, конечно, сравнивать.

— У нас там кто-нибудь есть?

Это вопрос хитрый. Знает все-таки Ася маму. Сразу глаза заблестели, как у Фингала. Давно известно, что у мамы в каждом городе кто-то есть. Но мама любит, чтобы Ася с папой спросили. А потом удивились. А мама бы удивилась, чему они удивляются. В каждом городе, куда пальцем ни ткнешь, есть у мамы друзья. И поэтому Асе иногда кажется, что она была всюду.

— О, там много! Володя Звягинцев там у нас есть. Океанолог. Такой, Чингисхан, человек! С аквалангом меня учил нырять. А ущелье под водой красное, бородатое, скалы. И прямо на меня вышел морской бычок. Губой так, пых-пых. Глазища на меня вытаращил. Я тоже вытаращила. Вдруг он дернул хвостом и обратно ушел в ущелье, как его и не было. Только бородатые водоросли качнулись…

— Большой? — Ася представила, и даже страшно.

— Морской. Метра четыре…

— Врешь, — сказала Ася, хоть она, конечно, поверила. Она даже больше представила, такой, бычище.

— Ну, вру, — легко согласилась мама. — У меня ж глазомера нету, ты знаешь. И вообще я его не мерила. Здоровенный! Постоял так передо мной и пошел себе. Я за ним как рванусь! А акваланг был слабо привязан — как мне даст по шее! Едва вынырнула. Как думаешь, почему я этому морскому бычку так быстро надоела? Он бы мне никогда не надоел!

— Ты почему всегда выдумываешь? — обиделась Ася.

— Никогда я не выдумываю. Видела б ты, с какой великолепно-презрительной мордой он от меня ушел! Тогда бы ты меня поняла! Никогда этому бычку не прощу!

Теперь ее и не остановишь.

— Ха-тан-га… — по слогам прочитала Ася.

— Ооо! — мама сразу обрадовалась, хоть эта Хатанга Асе впервые попала. — Там Маша Ступичева у нас! Охотовед. Мы с ней по речке сплавлялись. Тундра кругом, голубой лед из берегов торчит, песцы бегают по песку и на нас кашляют. Лай у них такой, будто хриплый кашель. И сразу четыре солнца…

Ася не успела спросить, почему — четыре. Опять, наверно, выдумала. Но тут в коридоре истошно завизжала морская свинья Дездемона. Залаял Фингал. Белая крыса Нюра (она все равно — Лариса) скатилась с Фингала, где дрыхла, встряхнулась, деловито пошевелила усами и с ходу вцепилась Асе в джинсы. Хлопнула дверь.

— Папа пришел! — закричала Ася.

Бросилась в коридор. Но Фингал, как всегда, опередил: уже скакал там. Нюра (она все равно — Лариса) ловко вскарабкалась Асе на плечо и теперь лезла в волосы. Мария-Антуанетта вышла, потягиваясь грациозно. Уж Константин, воспользовавшись суматохой, тоже юркнул в коридор и спрятался за тумбу для обуви.

— Что, Дези, рада?

Папа сквозь клетку щекотал Дездемоне толстое пузо. Дездемона присела, отчаянно взвизгнула от счастья и дрыгнула всеми лапами сразу. Черное пятно на белом Дездемоновом горле — печать Отелло, потому она и Дездемона — густо запорошилось опилками. Опилки из клетки так и летели! Еще бы, она папина любимица. Всегда первая знает, что папа идет.

Фингал ткнулся папе под мышку. Ася тоже ткнулась, но Фингал достал выше. Оттолкнула Фингала. Мария-Антуанетта заходила вокруг сдержанными кругами, и внутри у неё уже загудело, словно в Марии-Антуанетте вдруг заработал моторчик. Это она запела.

— Как вы тут без меня живете? — сказал папа весело. — Что вы без меня делаете?

— Ничего не делаем! — закричала Ася. — Плохо живем!

— Приятно слышать, — засмеялся папа.

— Так, вечернее разложение, — сказала мама.

— И где у вас разложение?

— В кухне! — закричала Ася. — На диване! Мы карту смотрим!

— Ну, разве это разложение?!

Вдруг крикнул папа. Подхватил Асю вместе с белой крысой Нюрой (она все равно — Лариса!), которая уже прочно вцепилась ей в волосы, высоко поднял и как швырнет на диван. Потом маму как схватит! И как на Асю швырнет! Так мягко! Потом Марию-Антуанетту поймал и ее как на маму бросит! Уже Фингала схватил и хочет его втащить на диван. Фингал упирается, он же на диване уже валялся и теперь наказан. Боится лезть! А папа его силой тащит. Еле-еле втащил. И сам еще плюхнулся.

— Вот теперь, — кричит, — настоящее вечернее разложение!

Пускай она всё равно Лариса!

Утром Ася встала рано. По будильнику. А папа опять проспал. Ася не стала будить, пускай. Ночью снова печатал, а на работу ему не скоро ещё. В театре все долго спят, хорошо выспятся — тогда репетируют, с одиннадцати часов. Маму будить вообще нельзя. Ночью она работает, хоть у неё и не получается. Всё собирается утром с Асей встать. «Хорошо бы завтра рано подняться, — всё мечтает, — и посмотреть в чистые глаза ребенка». Ей кажется, что утром у Аси какие-то будут особенные глаза. Ерунда, Ася уже поглядела. Всё равно мама не поднялась: спит, и подушка на голове, чтобы папин будильник случайно не разбудил.