Кузя, Мишка, Верочка

Никакого объяснения не было. Рита молчала, вела себя как ни в чем не бывало. Марина не понимала, что она должна сделать. Объяснять Рите, что воровать нехорошо? Но она это прекрасно знает. Говорить ей о том, что подорвано доверие, что она, Марина, очень переживает? Но как завести разговор? Да и сколько их уже было, этих разговоров… Марина ждала, что Рита рано или поздно сама заговорит. Что происходило у девочки в душе, не знал никто. Но ни словом, ни взглядом Рита не намекнула, что жалеет о происшедшем.

Расстраивало Марину не только Ритино поведение. Семен вышел на пенсию. Перед уходом у него на работе были какие-то неприятности, в которые Марина не очень вникала, считая все это обычным брюзжанием. На пенсию Семен вышел полковником. Но каково быть пенсионером мужчине, как говорится, в самом расцвете лет? Похорохорившись и поговорив о том, что «он еще всем покажет», Семен потихоньку начал пить.

Не все благополучно было и у Наташи. С мужем они ссорились. Приезжая в гости к маме с папой, Наташа натыкалась на Риту, которая чувствовала себя в бывшей Наташиной комнате полноправной хозяйкой. Наташа злилась и ревновала. Когда-то она не возражала против того, чтобы папа с мамой взяли «сиротку». Теоретически сирот жалко, да и родителям веселее будет, рассуждала она. Чем дальше, тем больше Наташе не нравилось, что «сиротка» фактически забрала у нее и маму с папой, и комнату, да и считаться с ней теперь приходилось, как-то налаживать отношения. Ведь она уже была не бедной малышкой, родительской забавой, а взрослеющей девушкой. Рита и мнение свое не стеснялась высказывать, и ответить могла так, что Наташа терялась.

Для Риты в отношениях с Наташей все было просто и понятно. Ее взяли «вместо» Наташи, и теперь она — любимая дочка. Любить должны ее, что родители и делают. И комната теперь — ее. И Наташе в этой комнате делать нечего. А так, в принципе, можно и пообщаться.

Марина не любила жаловаться. Сильная женщина, она считала, что человек в ответе за свою жизнь и нужно просто честно выполнять свой долг. «Долгов», надо сказать, становилось все больше. А поддержки — все меньше. Муж, некогда обожаемый красавец-мужчина, постепенно превращался в «подопечного». Марина не могла, как раньше, по-женски припасть к его плечу и забыть обо всех невзгодах. К Наташе приходилось часто ездить, она была беременна и подолгу лежала на сохранении. К Рите находить подход становилось все сложнее. Она злилась, отмалчивалась. Вспышки гнева перемежались то слезами, то буйным весельем. «Гормоны, — говорили Марине те, у кого дети уже прошли период пубертата, — пройдет». На работе Марина держала лицо, подробностями не делилась. Ну, знал кое-кто, что ей приходится несладко, но гордость не позволяла ей плакаться сослуживцам.

Поскольку Рита была патронатным ребенком, семье старались помочь специалисты. Марина советовалась с детским психологом, и Рита ездила на прием. Девочке предложили приезжать заниматься трудной для нее математикой. Социальный педагог «держал руку на пульсе». Но что могут специалисты? Организовать занятия, помочь найти секцию. Проконсультировать. Предложить семейную терапию или хотя бы парочку «кризисных» семейных сессий. Но никто не может помочь семье стать счастливой.

Наташа родила девочку. Марина так радовалась! И внучке радовалась, и тому, что кончились изматывающие поездки к дочери в больницу, утихла мучительная тревога за ее здоровье, за исход беременности. Теперь Наташа вернется к себе домой, муж ее обрадуется дочке, они перестанут ссориться, жизнь пойдет на лад.

Наташа вернулась домой. Только не к мужу, а к родителям. Вместе с новорожденной. Они заняли ту комнату, в которой Наташа жила раньше. Ту, в которой жила Рита. Риге пришлось переместиться в комнату мамы и папы. Все происходящее казалось ей одной большой несправедливостью. Наташа вела себя так, как будто Риты просто не существовало. Если она и обращала внимание на Риту, то скорее как на досадную помеху.

Основная нагрузка легла на плечи Марины. Наташа заканчивала учебу в институте, ей нужно было ездить то на консультации, то на собеседования по поводу будущей работы. Приезжала она усталая, измотанная. То, что мама должна посвятить все свое время ей и ребенку, сомнений у нее не вызывало.

С Ритой у Наташи отношения не складывались. Сестрой она Риту и не думала считать и всячески давала ей понять, что в этой семье только она — дочь своих родителей, а Рита — так, «воспитанница». Рита продолжала гнуть свою линию, упорно называла Наташу «сестричкой», при каждом удобном и неудобном случае подчеркивала — «моя мама», «мой папа». Наташа злилась. И категорически возражала, чтобы Рита оставалась с ее, Наташиным, ребенком.