Кузина Эдит

– Абвер должен оберегать моральное состояние армии, – с усмешкой ответил обер-лейтенант.

Вскоре машина въехала на улицу города, вымощенную булыжником.

– Остановись, – толкнул майор водителя в плечо, – здесь у меня небольшое дело… Не забыл, Ганс, о встрече Нового года? Будет сюрприз.

– Жду с нетерпением, господин майор. Как условились, около одиннадцати можем начать наш грандиозный ужин.

– Честь имею, Клос, – кивнул Брох. – Теперь нам остается только напиться…

«Бедный Брох, грустно тебе, – думал Клос, проходя мимо убогих домишек предместья. – Ты слишком интеллигентен, слишком добр, ты не даешь обмануть себя геббельсовской пропагандой относительно „эластичного сокращения фронта“ и „победоносного отрыва от войск противника“.

Чувствуешь, что все разваливается, близится крах, но ничего не делаешь, чтобы ускорить эту развязку».

Клос с уважением относился к Броху, ценил его объективность и, если можно так выразиться, порядочность. Брох вел себя непосредственно, легко сближался с молодыми офицерами. В его годы, с его жизненным опытом и знаниями, он мог быть уже генералом. Когда-то он служил в контрразведке, подавал большие надежды, мог стать незаурядным штабистом, но его расхождения во мнениях с руководством, критика действий фюрера, о чем кто-то услужливо донес куда следует, помешали его офицерской карьере.

Все они, когда-то молодые офицеры времен первой мировой войны, будущие кадры рейхсвера, а ныне костяк командования немецкой армии, послушно исполняют приказы, не думая о Германии. И если бы некоторые из них решились на протест и активные действия (Клос вспомнил о прошлогодних августовских событиях), они могли бы еще добиться своей цели, устранить бесноватого фюрера и, как надеялись некоторые немецкие генералы, спасти третий рейх от окончательного разгрома.

Клос пересек небольшую площадь, на которой торчали обгоревшие развалины синагоги. Он свернул в узкую улочку, безлюдную в эту пору. Уже начинало светать, но еще был комендантский час. Обер-лейтенант прошел мимо деревянного, когда-то окрашенного в желтый цвет домика с вывеской часовщика, внимательно осмотрелся, сделал еще три шага вдоль высокого решетчатого забора и, нажав на калитку, которая легко уступила, оказался в небольшом дворике. Из окна домика пробивался слабый луч света. Клос три раза стукнул в оконную раму, а когда открылась дверь, уверенно ступил в полутемный большой коридор, прошел через две тесные комнаты в пристройку, прилегающую к магазину часовщика, освещенную трепетным пламенем карбидной лампы.

Мужчина с землистым лицом и глубоко запавшими глазами снял наушники, положил их около коротковолновой радиостанции и вопросительно посмотрел на Клоса.

– Снова не удалось, – сказал Клос со злостью. – Кого вы посылаете на эту операцию? Железная дорога – это важный объект оперативного значения. Взрыв слегка повредил часть рельса, и только.

– «Тетя Сюзанна», – часовщик провел ладонью по глазам, как бы пытаясь снять сонливость, – требует, чтобы мы с этим объектом покончили не позднее 7 января.

Клос усмехнулся. Он всегда улыбался, когда слышал это «тетя Сюзанна», и сам не раз употреблял это условное название своего Центра. Угостив радиста сигаретой, внимательно смотрел, как тот глубоко, жадно затягивается дымом, и только сейчас, очевидно, заметил озабоченность, чрезмерную усталость на посеревшем лице этого человека. Он пожалел, что не сумел воздержаться от упрека, хотя часовщик не обиделся, ибо понимал, как важно это задание.

– Устрой мне встречу с Бартеком, – сказал Клос, направляясь к выходу, – я сам поговорю с ним о задании Центра.

3

Повторный приезд в этот город генерал-губернаторства не радовал Эдит. Не прошло и получаса, как она почти все знала о своей соседке по квартире и новой подруге.

Грета была рада знакомству с Эдит Ляуш. Они были ровесницами, и через несколько минут, когда Эдит разместилась в этой скромно меблированной комнате в гостинице для сотрудников железнодорожной службы армии, Грета предложила ей обращаться друг к другу по имени. Она рассказала Эдит, что несколько дней назад ее соседку отправили в Германию в связи с нервным расстройством.

– Я рада, что буду с тобой, – тараторила Грета. – как мне надоела та сумасшедшая! Все ее раздражало – дым от сигареты, беспорядок в комнате, а однажды, когда я по ошибке взяла ее полотенце, она чуть не убила меня! Спала с пистолетом под подушкой. До этого она была в Минске, работала в гестапо, всегда имела при себе оружие. Больная, совсем больная. Мы все здесь становимся больными от угара этой войны. Этот проклятый город! Все время слышишь о нападениях и диверсиях каких-то бандитов. Не проходит и дня, чтобы кто-нибудь из наших не погиб.

– Знаю, – кивнула Эдит, – я уже была здесь. Не люблю этот город.

Раскладывая в гардеробе свои вещи, девушка снова вспомнила о том, что произошло с ней почти четыре года назад, ночью…

В ту ночь вместе со щуплым капитаном Шнейдером, который едва сумел успокоить ее, они поднялись наверх.