Кузнец (СИ)

Сотни, что ушли за Амур веселились до самого конца февраля. Я вел подсчет их похождений. По отпискам Макара выходило, что полностью сожжено двенадцать городков с припасами. Сожжена большая крепость Айгун, сидевшая на Амуре, как бельмо в глазу. По его словам выходило, что выведено из строя чуть не тысяча богдойских воев. Скорее всего, это не знаменные роты. Их бы на охрану городков не поставили, да и поменьше там потерь было. Но тоже неплохо. Главное же, враг теперь будет уязвим. Пополнить припасы в летнюю компанию он не сможет. Может быть, вообще отложит на год. Было бы не плохо. Есть у меня пара задумок. Да и не только острожки с припасами уничтожали наши сотни. Получилось вполне боеспособное партизанское соединение. Ни один отряд богдойцев числом меньше сотни, выехав от ивового палисада в сторону Амура не чувствовал себя в безопасности. Наши умельцы уничтожали малые отряды врага, устраивали засады на большие. От облав, которые богдойцы пытались устроить на них, уходили, используя лыжи и более совершенное оружие. Нападали они и на караваны с продовольствием, идущие в Гирин или Нингуту. Бомбы на растяжках стали ночным кошмаром маньчжуров. Одним словом, повоевали знатно. На исходе февраля по льду Амура сотни Макара перебрались на нашу сторону, оставив на память о себе кучи растяжек на дорогах. По сведениям наших разведчиков, которые, пользуясь неразберихой и паникой на заставах, опять начали поставлять инфу, богдойское начальство выло от гнева. Из дворца наместника в Гирине постоянно вылетали какие-то ошалевшие гонцы, выбегали и забегали чиновники с испуганными лицами. В городе шептались, что Лантань послал гонца с просьбой прислать ему еще тысячу знаменных воинов и караваны с провиантом, фуражом, боеприпасами.

Пока же он бушевал, как ни странно, наша жизнь шла своим чередом. В городах стало немного теснее. Но не настолько, чтобы вызвать недовольство. За зиму мои молодцы подготовили еще пять тысяч вполне приличных и слаженных бойцов. Казна была полной, хотя и пополнялась медленнее по причине выпадения доходов от торговли с империей. Золотые и серебряные рудники поставляли металл. Хотя и меньше. Нашествие маньчжуров могло начаться в любой момент. Поскольку озимое не сеяли, после совещания решили выше по Зее посеять яровое, посадить картошки побольше. Ничего, проживем. Три сотни сильных мужчин со всеми нашими плугами и сеялками, на лучших лошадях пахали столько, сколько могли запахать. Приходилось выжигать тайгу, расчищать участки. Адова работа. В результате вспахали почти тысячу десятин нови под пшеницу. Столько же под картофель. Но сажать еще рано. Сажать картофель взялись бабы и девки. Тоже помощь огромная. Пока будущие кузнецы продовольственной безопасности обживались на новом месте.

Был уже апрель. Весна в этом году пришла ранняя. За все годы в Приамурье такой не припомню. Солнце начинало даже припекать в полдень. На деревьях набухли почки, вот-вот проклюнутся листы, по земле уже пробивалась трава. Дороги почти высохли. Но от маньчжуров вестей не было. Хотелось верить, что в этом году войны не будет. А может, ее и совсем не будет? И все же, как ни грела меня эта мысль, к войне мы готовились.

Подготовленные взрывники продолжали минировать все опасные направления. На Сунгари установили наплывной мост, который перегородил реку, вполне простреливаемую пушками и пулеметами из Косогорского острога. По Амуру ставили сигнальные вышки с тем, чтобы костром можно было сообщить о нападении, вызвать подкрепление. Чтобы подростки не скучали, их тоже решили привлечь к общему делу. На складах оставался запас самострелов с системой механического взвода. Такой самострел легко взвела бы женщина или парнишка лет двенадцати. Раздали их малышне. Поучили немного. Они даже попадали с двух десятков шагов в цель. Теперь они горда стояли на стенах вместе с взрослыми дозорными, ходили в дозор вдоль реки близ городов. Малышню лет семи – десяти отправили помогать женщинам высаживать картошку. И не надо думать, что я такой любитель эксплуатировать детский труд. Просто в это время мальчик семи лет – уже работник. В праздности сидеть не обучен.

Моя Люда тоже нашла себе дело. Вспомнив школу деда Лавра, она бросилась организовывать что-то типа госпиталя. Сегодня там уже лечились казаки, раненные в походе за Амур. Дел хватало всем. Но пока еще был мир, мы старались каждый весенний вечер проводить вместе. Часто просто шли вдвоем вдоль реки или по краю леса у города. Если холодало, все же апрель – еще неуверенная весна, сидели в горнице, смотрели на реку, говорили или просто держались за руку. То, что годочков нам было уже совсем не мало, а по здешним представлениям, так и вовсе много, на наших отношениях не особенно сказывалось. Точнее, я надеялся, что оно так. По крайней мере, Людка из реконструкторши с прибабахом превратилась в настоящую жену, добрую, любящую. Другой мне не надо. А то невероятное событие, что довелось пережить нам обоим, связывало сильнее, чем иная цепь. Апрель заканчивался, начинался май – мой самый любимый месяц в году.