Кузнец (СИ)

Больше всего я боялся, что и сейчас Шархода ускользнет. Но все вышло. Мы долго и старательно провоцировали богдойского полководца. Небольшие и подвижные отряды казаков, постоянно шалили на Сунгари, нанося не особенно болезненные, но чувствительные удары-укусы по складам богдойцев, по небольшим отрядам воинов. Наверняка злило наместника Севера то, что за последние два года русские остроги и деревни заполнили покинутые дючерами земли. Теперь уже не десяток, а десятки деревень, четыре вполне крепких острога и большой город на утесе, близ слияния рек Амур и Уссури. Понятно, что город я буквально уговорил назвать именем своего друга. Так в Приамурье появилась Хабаровская крепость, а с ней и Хабаровский городок, постепенно превращающийся в город. Да и то, что отношения с туземцами, которые были под властью дючеров, если и не совсем дружеские, то вполне нормальные складывались. Уплата ясака, по сути, здесь была торговлей. В Хабаровске, ну, пока Хабаровской крепости, был огромный «туземный склад». В отличие от ясачного, где хранилась, в основном, пушнина, здесь хранились, изготовленные в местных мастерских товары, нужные туземцам. Все мирно и вежливо. Как говаривал один мой предшественник: джентльмен в обществе джентльменов делает свой маленький бизнес.

Богдойцы-маньчжуры уже несколько раз попытались пробраться в Приамурье на наконец изготовленных небольших ладьях с веслами и парусом, которые казаки называли «бусы». Но на выходе из Сунгари в Амур мы поставили крепкий острог, названный Косогорским, установили там три пушки, оставили там пять десятков казаков. Небольшие отряды они просто отгоняли. В случае, когда отряд оказывался побольше, высылали гонца. Тогда из Хабаровска выходило «тревожное войско», особое подразделение, созданное из разросшейся роты Макара. Три сотни отборных бойцов, снабженных лучшими ружьями и доспехами, на кораблях с шестью фальконетами на каждом борту, молотили маньчжуров.

Шархода же медлил. Наверное, если сильно напрячься, я мог бы организовать поход вверх по Сунгари. Только смысла во владении землей, освоить которую просто не хватит сил, я не очень понимал. Да и казаки за годы на Амуре сильно изменились. Навязчивая мысль о поиске добычи отступила. Они видели, что уже сейчас много богаче всех своих собратьев по сибирской земле, а освоенные земли дают больше хабара, чем самый удачный поход. Из ватаги ушкуйников они все больше превращались в регулярную армию.

Одно плохо. По сути, мы были в изоляции. Да, ясак мы в Москву отправляли. И неслабый ясак, в деньгах выходило больше десяти тысяч рублей. За тот ясак сделали и меня блаародным человеком, поверстали в дети боярские. На хлеб с хорошим куском масла нам тоже хватало. Но торговля с богдойцами, а значит, со всем югом, блокировалась еще при Хабарове возникшим конфликтом и противостоянием, торговля же с западом тормозилась государевой монополией, многочисленными таможнями, отсутствием дорог.

У нас был избыток хлеба, имелся запас пушнины на продажу, на кузнечном заводе в Благовещенске изготовлялись жнейки, веялки, которые мы вполне могли бы предложить соседям. Постепенно росла деревообработка, гончарное дело. Тоже вполне себе продукция. Своими военными секретами вроде гатлинга и скорострельных пушек я торговать не собирался, но наделать кирас на продажу было вполне реально. Все хорошо. Вот только с богдойцами нужен, если не мир, то перемирие и свобода торговли. Для этого мне нужно создать правильный антураж и провести в этом антураже переговоры с князем-наместником Севера, господином Шарходой.

Такой антураж я и создавал. Ловушку готовил не быстро и тщательно. Нашли мы богдойского послуха, попросту, шпиона среди торговцев, что стали активно посещать Хабаровск. Но ни казнить, ни хватать его не стали. Зачем? Схватим этого, нового пришлют. Вот скармливать ему дезу стали даже очень активно. Я, конечно, не Джеймс Бонд и даже не майор Пронин, но что-то тоже могу. Так, например, в город прибыл «срочный гонец» от воеводы с требованием выслать отряд к нему на встречу. Гонец был, отряд едва не в три сотни человек выступил. Правда, потом тихонько вернулся и расположился на лесной базе. Потом еще были какие-то «гонцы». Растерянный я даже снял гарнизон с Косогорского острога. Теперь проход из Сунгари в Амур был свободен для маньчжурской флотилии.

Я с «остатком войска» с максимальной медлительностью и демонстративностью вышел из города. Волновался я очень сильно. Неужели весь спектакль зря, неужели игру придется начинать с самого начала. Наконец, на второй день моего упорного стояния недалеко от впадения Сунгари в Амур, наблюдатели донесли, что флотилия в составе более пятидесяти судов движется из маньчжурской крепости в русскую сторону. «Заработало»! – как говорил кот Матроскин.