Кузнец. Золотая Орлица

Если коротко, то тут имеется два основных налога — талья и шеваж. Причем мы с батей шеваж не платим — ибо мы свободные. То есть мы живем на земле сеньора (а сеньор у нас герцог Аквитанский, Гильом), но можем, в принципе, куда-то уйти. Теоретически.

Второй налог — талья. Это налог земельный. Земли у нас в пользовании как-бы нет (то есть очень мало), но… Талья платится не напрямую, но в общину — потому, что мытарю неинтересно препираться с каждым по отдельности. Посредником у общины был староста — должность неофициальная, но реальная. И мы платили некую "свою" долю.

Также имеется формально не налог — церковная десятина. Ссориться с отцом нашим духовным, скажем так, представляется крайне неразумным.

Собирается налог далеко не всегда (а на самом деле, и в основном) не деньгами. Денег в деревне вообще немного.

Вести с Тома разговоры о деньгах оказалось отдельной непростой задачей. Во-первых, мне не хватало слов. А во-вторых, разговор о налогах со мной или с женой для него имеет примерно такой же смысл, как, скажем, с коровой. Это было не наше дело.

— Батя, а сколько нам народу не платит?

— Ну как?.. — Тома крошит ветки для очага, просто чтобы занять свои огромные руки. Кисти живут своей собственной жизнью — мосластые, на как будто тонких запястьях. — Вот, значит, Ферье — те, что к дальнему выгону — о прошлом годе семь су, да три отдали, и на пять сделали, а еще свеклой…

И такое вот описание — на полчасика.

— Так это получается, — посмотрел я на столбик чисел выписанный на полу примерно в кружочке света от масляного светильника — нам и в прошлом-то году треть не заплатили?!

— Как это — треть?! — я затыкаюсь. Тома умеет считать — складывать и вычитать. В уме. Но не умножать, и тем более — не делить.

Я пытался как-то изложить свой вариант облегчения нашей не самой лучшей ситуации, но натыкался на извечное "Ну как-нибудь".

Процедура сбора налога построена таким образом: в день Святого Михаила, после службы народ подходил к старосте, беседовал о погоде, сетовал на тяжкую жизнь, пытался торговаться — и платил. Что интересно, шеваж платился практически полностью натурой, а вот талья часто — деньгами. Почему? "завсегда" так было.

Мытарь присутствовал — и освящал своим, так сказать, присутствием процедуру. Откушивая, что Бог послал… а староста принес.

Со старостой мы и поругались.

День Святого Михаила выдался серый и промозглый — только без дождя. Народ, необычно для дневного времени, практически толпился на лугу возле церкви. Неподалеку от дома старосты изволил пребывать… мытарь. Прево герцога Аквитанского с парой скучающих солдат. Оне изволили кушать. Жрало это рыло как не в себя, и было вторым по-настоящему толстым человеком, которого я тут видел. Первым был староста.

Солдаты — хотя, они же пока наверное не так называются? Воины? Дружинники? Кнехты? В, общем, силовая поддержка скучала. Одеты они были примерно в такие же как у нас у всех грубые штаны и рубахи, отличались только обувью, шляпами — кожаные, богатые и кинжалами в деревянных ножнах.

"Похоже, воевать они тут не планируют"

 — заметила Дениз.

"Демонстрация официального статуса".

— Э-э-э… тут вот… дело такое… Очень уж много с опчества не заплатили. Мы ж, как заведено, работу сделали…

— И чо?

Это был ответ на батину робкую просьбу? У меня начало тоненько звенеть в ушах. Кажется, от злости.

— Так это… Может, побеседуешь с ними, а? Все ж тут. Человек ты оченно уважаемый…

— А мне какая корысть с того?

Дяденька считает, что он тут банкует. Это не совсем так. Корысти тебе нет? Правда? Мир вокруг стал очень четким, и сузился до размеров фигуры старосты. Весело тебе? Сейчас и я посмеюсь.

— Батя, нашей земли от тех десяти су, что он хочет — и половина-то с лихвой будет.

— Чего?

— И отец, и староста замолчали и уставились на меня.

— Ты куда лезешь, щщанок!!! — староста отмер первым.

— Земли у нас — что под домом, да под кузницей. Лошади у нас нету, от выгона — как у всех, за то три су платим. Так что четыре су — вот наша доля в талье. Еще и с лихвою.

— Я с тобой, блаженный, сурьму разводить не буду! Я…

Отец перехватил руку старосты. Тот побагровел — но даже руку сдвинуть не смог. Хватка у старика стальная.

— Так ты ж с нас, староста, талью берешь. То за землю, так?

— Батя продолжал стоять в стойке быка. Староста багровел.

— Так, по обычаю, за землю? — подбодрил его Тома. Тоже решил, что "хужей не будет".

— Ну?!

— Вот мы за свою землю и заплатили. Где дом, где кузня. У нас поля никакого нет.

— За пол оврага, как за ровное поле. — добавил я. — И того много.

"Не ухмыляйся".

"Я не ухмыляюсь".

"Ты мерзко лыбишься".

— Эй, Жюль!

Староста дернулся, как будто гнилую луковицу откусил. Сборщик налогов, похоже, имел нюх на проблемы с деньгами. Даже странно, как это он от курицы оторвался…

Староста потрусил к нему и тот, обтирая толстые пальцы о пузо, что-то ему сказал. Староста попытался возразить — сборщик только обозлился. Полусогнувшись староста это выслушал и потрусил со злобной рожей к нам.