Кузнецы грома

Андрей снова что-то нажимает, смотрит на циферблаты.

– Куда смотрите? – спрашивает Нина.

– Вот сюда смотрю. – Андрей тычет пальцем в стекло прибора. Ее опека начинает его злить: "Что я, совсем идиот, что ли, не знаю, куда смотреть…"

– Правильно смотрите! – Нине снова почему-то весело.

"Издевается!" – думает Раздолин.

Он резко оборачивается, но, увидев смех в ее глазах, снова улыбается…

Виктор Бойко говорит Агаркову и Воронцову, задумчиво поглаживая гладкий бок корабля:

– Тут еще нет обмазки. Обмазка отличная. Просто экстра-класс обмазка. Я ездил, смотрел, как ее испытывали в вольтовой дуге… Тонкую такую пластинку вставляли прямо в пламя. Там черт знает сколько градусов, а ей хоть бы что! Краснеет только. И светится. Как уши…

– Какие уши? – серьезно спрашивает Агарков.

– Ну, знаете, – Виктор смущен, – когда некоторые люди краснеют, у них светятся уши…

– Вот не замечал, – с удивлением говорит Агарков, – Да… Так бывает, – очень смущен Виктор. Он всегда очень смущается, когда ему приходится объяснять свое видение мира и расшифровывать образы и сравнения, рожденные этим видением. А потом он очень застенчив. Вот и теперь даже не знает, как дальше рассказывать про обмазку…

– Сколько же она его там гоняет, – сочувственно говорит Агарков, взглянув вверх на люк "Марса".

Нина и Андрей сидят в тех же креслах. Откинулись на спинки и повернулись друг к другу.

– Теперь мне ясно, – говорит Андрей, – почему в древнем Египте покровителем женщин был бог Бес. Нина хохочет.

– Ну, признайтесь, что вы это сейчас сочинили…

– Спорим. Я приглашаю вас в воскресенье в музей…

– У вас в вашем городке, наверное, все девушки уже отлично знакомы с религией древнего Египта…

– Послушайте, – вдруг очень серьезно, тихо и спокойно говорит Раздолин. – Я устал от острот. Не надо острить, хорошо?

– Хорошо, – растерянно соглашается Нина.

– И давайте пойдем в музей не в воскресенье, а сегодня.

– Но сегодня будет поздно, – робко возражает она, – он закроется…

– А может быть, и не закроется, – совершенно серьезно говорит Раздолин…

Виктор Бойко поднимается по трапу.

– Нина! Хватит на первый раз, пошли обедать…

7

Они ходили в столовую всегда вместе. Всегда садились слева, в ряд у окон. Всегда Кудесник, Редькин, Маевский и Ширшов сидели за одним столиком, а Бойко – за соседним, с Женькой Харитоновым из сектора Егорова: они вместе учились в Ленинграде. А Нина – еще чуть поодаль, с Аней Григорьевой и девчатами-расчетчицами. Обед занимал полчаса, и полчаса оставалось на отдых. В хорошую погоду они шли обычно на крохотную зеленую полянку у бетонного бассейна, рядом с корпусом своей лаборатории. Весной, когда земля подсыхала, здесь устанавливали стол для пинг-понга. Но сейчас еще рано: сыро еще. Сейчас на краю полянки стоит только бульварная скамейка, неизвестно как тут появившаяся…

На скамейке тесно. С одного ее конца сидит Нина. Рядом – Андрей Раздолин что-то рассказывает ей и чертит щепкой на сырой черной земле. Дальше откинулся на спинку Виктор Бойко, – кажется, что он спит, глаза закрыты, во всяком случае. Но он не спит, просто думает о своем. Он чувствует, что промочил ноги, но уходить не хочется. "Надо купить полуботинки, – думает он. – Или галоши. Да некогда всё… Но галоши как-то унижают человека. В галошах какой-то ты неуклюжий.

Наверное, это пошло от чеховского человека в футляре… А вообще мы совсем не задумываемся над тем, как одежда влияет на нашу психику… Мода здесь ни при чем… Вот в кальсонах чувствуешь себя более голым, чем в трусах… А застежки "молнии" придают силу и бодрость… Это, конечно, очень субъективно, но человек в кожаной куртке – располагает к себе. Почему? Может быть, потому, что в фильмах о революции комиссары ходят в кожаных куртках… Хорошо бы посмотреть еще раз "Чапаева"… А ведь теоретически Чапаев мог бы дожить до спутников…

Удивительно! Есть люди, которых очень трудно представить дряхлыми стариками.

Царь Петр. Пушкин. Маяковский. И Чапаев. И наоборот: каким был молодой Кутузов?

Или Менделеев без бороды. Какой же это Менделеев? Это не Менделеев…"

Рядом с Виктором – Борис Кудесник. Читает журнал. И, наконец, на другом конце скамейки бодливо нагнули головы над шахматной доской Юрка Маевский и Игорь Редькин. Сергей Ширшов, стоя за спинкой скамейки, наблюдает за игрой.

Маевский и Редькин играют 488-ю партию. Эти партии – традиция и предмет гордости всего сектора Бориса Кудесника. Есть и другие традиции. С квартальных премий, например, ходить в ресторан "Кавказский". Не пить, а главным образом есть.

Сациви из кур, гурийская капуста, цыплята табака, филе на вертеле. Но это так, пустяк. А вот шахматные партии Маевского и Редькина – это серьезно. Этими партиями гордятся, как удивительному и недоступному другим секторам примеру долготерпенья, постоянства и принципиальности. Дело в том, что Маевский и Редькин играют хорошо. По второму разряду – это точно. А может быть, и по первому. Если не считать Судакова (что его считать? Он кандидат в мастера), они лучшие шахматисты во всей лаборатории.