Квадратные метры хитрости

Вчера я долго не могла уснуть. Но думала почему-то не о допросе у следователя. А об Антоне. Когда человек любит – он человек. Когда не любит – проявляются совсем незнакомые черты. Куда только деваются доброта и сочувствие, когда человек перестает в тебе нуждаться? Но я ведь тоже Антона уже не люблю. Надо посмотреть правде в глаза. Но разве я такая же – холодная и враждебная? Но, наверное, я Антону такой и кажусь. Это два магических кристалла – любовь и нелюбовь. Когда смотришь через них – все искажается. И нет реальности – только точка зрения любви и точка зрения нелюбви. А равнодушие – ровное состояние души. Не замутненное никакими страстями. Просто ровный, правдивый взгляд. Почему Антон на меня так не смотрит – равнодушно? Неужели за все эти годы нашего совместного житья-бытья накопилось столько злобы?

«…И они жили-поживали и добра наживали…» Не про пожитки речь. Про добрые чувства. Надо признать, что мы с Антоном добра не нажили. Антон во всяком случае…

Я варила кофе, а Антон метал в меня злобные взгляды.

А во мне не было злобы. А если нет – откуда взяться?

– Кофе будешь? – спросила я как ни в чем не бывало.

– Нет.

– Почему? – удивилась я простодушно.

Антон молча заварил себе чай.

– Яичницу сделать?

– Нет.

Антон залил мюсли кипятком.

Во всех сложных ситуациях меня спасает мое чувство юмора и моя незлопамятность. Вот и сейчас мое чувство юмора не выдержало мрачной серьезности мизансцены – улыбка скользнула по моим губам. Но я постаралась ее скрыть.

Антон молча поедал мюсли. Я молча пила кофе. Наконец, преисполненная желанием сгладить напряженное молчание, спросила:

– Как у тебя дела?

Я искренне спросила, с искренним интересом. Антон давно мне ничего не рассказывал.

– У меня все хорошо, – не стал развивать эту тему.

– Я рада. А у меня, вот видишь, у меня не очень…

Я, конечно, рассчитывала, что Антон расспросит, что да как. Мне бы на его месте были интересны подробности. Но Антон молчал.

Антон допил чай и ушел в кабинет.

Я допила кофе. Надо все же назвать как-то кошку. Позвонила Поли.

– Что такой голос? – спросила Поли, услышав мой «привет».

– У тебя абсолютный слух, – сказала я, – я – под подпиской о невыезде. Меня обвиняют в убийстве.

– Екорный бабай!

Поли появилась через минуту. Вся в черном. Выслушав мою невеселую историю, сбегала домой и притащила бутылку коньяка.

– Выпивать-то тебе можно? С тебя подписку не взяли – трезвенницей быть?

– С утра?

– Не каждое утро таковым выдается.

– Наверное, можно выпивать. Это если и выезд – то виртуально-ментальный. А там они имеют в виду – физические перемещения тела.

Появился Вова, шофер Поли.

– Все бы так сидели, – сказал он, выкладывая из пакетов бутылки и закусочную снедь.

– Я хочу назвать котенка Бася, – снова начала я, мне не давало покоя безымянное существование этого существа, требовалось закрыть вопрос, а потом уже думать, – как вам?

– А что, мне нравится, – сказала Поли.

– А почему не Васька? – не к месту спросил Вова.

– Потому что котенок – девочка, – я боялась смотреть на Антона, который как раз появился в дверях.

Он шумно сопел и сверлил меня огнедышащими глазами.

– Антон, а ты как считаешь? – политкорректно спросила звезда эстрады.

Антон сверкнул очами и молча ушел. Хлопнула дверь. Ушел не попрощавшись.

– Что это он? – растерянно спросила Поли. – Я что-то не так сказала?

– Не обращай внимания, – сказала я, – Антону везде мерещится Василий.

Поли хмыкнула и продекламировала с выражением:

– «А ты ушел, любви не понимая, обиду в сердце затая, так пусть тебя е… собака злая, а не такая куколка, как я».

Я рассмеялась.

– То-то, – улыбнулась Поли, – не дрейфь, подруга. Не ты первая, не ты последняя. Наливай, Вова!

– Назову я ее Одетта, – сказала я, – Одя. Чтобы никому не обидно было.

– А почему не Одиллия? Она же черная.

– А в душе – белая!

Поли со скепсисом посмотрела на котенка:

– Одя – так Одя.

Я все же решила позвонить Антону:

– Антон! Мы назвали котенка Одетта. Одя. Возвращайся!

Антон пробормотал что-то невразумительное и отключился.

Я пригорюнилась.

– Ты ж говорила, что разлюбила его, – внимательно глядя на меня, припомнила Поли.

– Да? Говорила? Но хотелось бы все же остаться в дружеских отношениях. Не понимаю, что происходит.

– Может, у него кто-то есть?

– Дамы, – Вова был строг, – вы это все без меня обсудите. А теперь – расскажи-ка, Оля, все по порядку.

Я рассказала. И про допрос. И про убийство Тимофея. И про убийство Леонида. Итого, учитывая замерзшего алкоголика и подброшенную Маргариту, – уже четыре трупа.

– Как-то непрофессионально их убили, – поморщился Вова, – что это за метод? Отравить? Удушить? Ненадежно и неэстетично.

– И заморозить человека на пороге своего дома – тоже непрофессионально, – съязвила я, – у меня большие есть подозрения, что алкоголику помогли замерзнуть. Условия такие создали. Это легко.

– Случайностей нельзя исключать, – заметил Вова.

– Предположим. Но уже третий непрофессионал попадается, – сказала я, – два задушенных трупа, а третий вообще отравленный. Сколько нужно трупов, чтобы стать профессионалом? Давай определим понятие «куча».