В те месяцы, которые я провел в приемной семье, родители пропавших детей много раз приходили в дом, чтобы узнать, был ли я их ребенком. Я тогда не понимал, что происходит, пока не стал старше и не оглянулся назад, потому что меня не просто выводили и спрашивали пришедших: “Это твой ребенок?” – нет, конечно, все были очень деликатны в этом вопросе. Родители просто приходили “познакомиться со мной” и, поняв, что я не их пропавший ребенок, часто уходили в слезах. Оглядываясь назад на все эти семьи, которые приходили ко мне в отчаянной надежде, что им вернут ребенка, я ощущаю их боль и рухнувшую надежду. Это чувство сложно толком объяснить, что-то вроде чувства вины, как будто я хотел быть их ребенком, но не смог соответствовать. Большинство из этих людей, вероятно, никогда больше не увидели своих пропавших детей. Это чувство вины было одной из причин, удерживавших меня в терапии во взрослом возрасте, но, как я уже сказал, ни один терапевт никогда не поверил в мою историю. Наиболее распространенным убеждением, внушаемым мне, всегда было то, что меня типа бросили в детстве и я жил в доме, где со мной обращались жестоко, выбросили на обочине грунтовой дороги посреди фермерских угодий, и я подавил все негативные воспоминания о своем прошлом.
Я не остался в своей приемной семье навсегда. В конце концов, хотя мое дело официально не было закрыто, мне нужно было начать ходить в школу, и мне нужно было удостоверение личности. Мне выдали свидетельство о рождении на дату, которую я назвал годом своего рождения, но день и месяц были указаны как 17 сентября, день, когда меня “нашли”. Я никогда не понимал, почему они просто не использовали день и месяц моего фактического рождения, думаю, потому что они полагали, будто я на самом деле не знаю, когда родился. Хорошо хоть мое имя не изменили.
Я начал ходить в школу, но лишь время от времени: один из детских психологов, который осматривал меня, рекомендовал не возвращать меня немедленно к полноценной учебной программе и заподозрил, что я страдаю какой-то формой посттравматического стрессового расстройства. Меня определили в специальный класс, и поначалу меня заставляли ходить в школу только два раза в неделю. В конце концов я начал ходить в школу на полный день и еще несколько раз менял приемные семьи, а затем меня отдали на усыновление. На самом деле мне никогда не говорили, что меня хотят усыновить, так что я не уверен, как скоро после того, как меня “нашли”, это произошло. Просто через какое-то время люди начали приходить ко мне на встречу, но они уже не искали пропавшего ребенка, а присматривали ребенка на усыновление. Но я определенно не представлял из себя хорошего кандидата: у меня была история, в которую никто не верил и которую никто не мог проверить, а я настаивал, что мои родители в конце концов найдут меня, и у меня редко был день, когда я не плакал.
У этой истории нет счастливого конца. Я больше никогда не видел своих родителей, и я был под опекой, пока мне не исполнилось 18 лет. Мои подростковые годы были полны правонарушений, и я даже недолго отсидел в чем-то похожем на колонию для несовершеннолетних в Сан-Диего под названием Чапараль. Я никогда не ходил в колледж и никогда по-настоящему не начинал налаживать свою жизнь, пока мне не исполнилось 24 года.
Я не рассказывал об этом публично с тех пор, как я был ребенком и пытался донести до всех, откуда я взялся. У меня все еще есть Спарки. Он уже старый и изношенный, но все еще в целости и сохранности. Он больше не белый, а темно-серого оттенка. Он сидит на моем комоде и находится там всегда.
Хотя я не поднимал этот вопрос публично и не говорил об этом каким-либо масштабным образом, я несколько раз рассказал эту историю в частном порядке людям, которые хотели послушать, но в ответ по понятным причинам неоднократно получал один и тот же вопрос (в том числе от моего психолога), поэтому, прежде чем вы тоже его зададите, я постараюсь ответить на него сам. А вопрос этот звучал так:
«Что изменилось в нашем мире в сравнении с тем миром, откуда вы пришли?»
Мой ответ: Я не знаю. Меня всегда спрашивали о странах, штатах, законах, планетах, языках и так далее. Дело в том, что я действительно не знаю! Мне же было 6 лет! Континенты могли бы быть совершенно другими, и я бы понятия об этом не имел. Да еще я не отличался особым умом в том возрасте (я имею в виду, что отправился охотиться на гремучих змей). Я вообще тогда думал, что Калифорния – это страна. Но могу сказать, что президентом Соединенных Штатов был не Билл Клинтон. Я не могу точно вспомнить, как его звали, хотя мы должны были выучить его в детском саду. Кажется, его звали Роберт или что-то в этом роде. Я вот уже хочу сказать Роберт Уилмер, но не поручусь за это.
Вот такова моя история. Я сомневаюсь, что кто-нибудь прочтет это до конца, и скорее всего за пятнадцать минут она будет похоронена на глубине 10 страниц, но теперь я снял это с моей души открыто, и могу лечь спать, сбросив этот вес.