Квантовый возраст

Ганс Хельман, окончив техническое училище в Ганновере, приехал в Геттинген и занялся экспериментальной физикой. Сын кадрового прусского офицера, он унаследовал от отца внешность картинного пруссака. Не менее отъявленный дуэлянт, чем Хоутерманс, он остался без двух пальцев на правой руке от острой мензуры противника. И тоже был коммунистом. Когда Коммунистическая партия Германии перешла на нелегальное положение и часть людей объявила, что они выходят из партии, несогласные с ее политикой, Ганс Хельман вышел тоже. Его не тронули. Это дало ему возможность уйти в глубокую подпольную организацию и делать, что было в его силах. Он мечтал попасть в Россию, и мечта его сбудется — его жизнь навсегда будет связана с Россией. И когда его потом спрашивали, не раскаивается ли он в этом, он говорил: «Нужно быть слепым, чтобы не поставить сейчас на Россию».

И вот эта тройка, Фриц Хоутерманс, Ганс Хельман и Юра Румер, отправились к 12 часам соответствующего дня к своему «родному» кинотеатру. Снаружи уже стояли молодчики в коричневых рубашках. Ганс выбрал среди них одного, который, по его мнению, там распоряжался; вскинул перед ним беспалую руку: «Хайль Гитлер», достал из кармана итальянскую газету с фотографией дуче и сказал: «Знаете, мы хотим послушать вождя. Вот с нами итальянский товарищ (он показал на Румера), представитель газеты „Carrera dela Sera“ (итальянская фашистская газета), и ему необходимо попасть на собрание». Румер вытянулся, кивнул головой: «Si, compagno». Молодчик посмотрел на них внимательно, задержал свой взгляд на живописном лице Фрица и, не выдержан его наглого взгляда, жестом направил их к кассе. В кассе сидел толстый человек с лицом мясника, естественно, в коричневой рубашке и со свастикой. Он вскинул перед ними руку и оторвал три билета, по пять марок каждый. Молодые люди получили свои билеты, но тут выяснилось, что они не могут попасть в зал, где будет выступать Гитлер, а должны пройти в соседний зал, где речь Гитлера будет передаваться по радио. Даже этот зал был набит битком. Румеру стало очень неуютно, а Фриц стал возмущаться: «Нас нагло надули, товарищи, мы хотели посмотреть на вождя, и мы этого так не оставим!».

— Не болтай чепуху, Фриц, — сказал ему Румер, — пошли отсюда совсем, пока целы.

— Как?! А 15 марок этим свиньям оставить? Нет! — повернулся и направился к кассиру.

— Мы бедные студенты, хотели вождя посмотреть, и мы бы заплатили гораздо больше, чем пять марок, а нас не предупредили. Дайте нам билеты в зал. Ведь это почти что надули нас, а партия не надувает.

— В зал могут пройти только члены партии, хайль Гитлер!

— Членам партии не так нужно. Мы пока сочувствуем партии, еще не до конца все поняли, и как раз таким, как мы, и нужно посмотреть вождя!

Румер с ужасом слушал, как Фриц нес эту околесицу. По тому, как у «мясника» налились кровью глаза, было видно, что он чувствует, что над ним издеваются, но нет — тут же «хайль Гитлер» и нацистские лозунги. К счастью, зазвенел звонок, и кассир, выхватив у них билеты, вернул 15 марок и поспешил в зал.

«И куда попер, — ругал себя потом Румер, — нашел себе развлечение. Больше этого не будет!» Но нацистские сборища стали происходить с неумолимой частотой. Они перекинулись на улицы маленького городка, на его площади. И избежать этих сборищ становилось трудно.

Однажды Румер и Гайтлер возвращались из Института Джеймса Франка, весело обсуждая свои попытки повторить опыт Милликена в лаборатории Франка. Они договорились с Таней Эренфест встретиться в институте утром. Только она могла упросить Франка разрешить теоретикам дотрагиваться до тончайших приборов. Таня, дочь Пауля Эренфеста, Таня-штрих, как ее звали (жена Эренфеста тоже была Таней), была принцессой науки. В Ленинград она приезжала к Иоффе, в Москву — к Мандельштаму и Тамму, в Лондон — к Резерфорду, в Берлин — к Эйнштейну. Таня была прекрасным математиком, Эйнштейн ей писал: «Милая Таня, запутался в индексах, срочно приезжайте в Берлин, распутывайте».

Лаборатория Франка была оснащена прекрасными приборами. Все отточено, налажено. Казалось, кто угодно может повторить сложные опыты. Два теоретика и один математик взялись за опыт Милликена. Распределили функции. Таня следила за приборами, Румеру досталось отмерять интервалы, а Гайтлеру записывать частоту интервалов. Румер, нажимая на часы, придумал говорить «гоп-гоп-гоп».

— Перестань говорить свои дурацкие «гоп», — говорит ему Таня, — меня они безумно раздражают. Считай как-нибудь по-другому! Стучи по столу, что ли.

Румер начал стучать — все дребезжит. Входит Франк, спрашивает, как дела.

— Мы придумали хлопать по столу, вместо того чтобы говорить «гоп».

Франк посмотрел на пляшущие стрелки тончайших приборов и пришел в ужас:

— Лучше иметь в лаборатории десять полных идиотов, чем двух теоретиков! — и разогнал их.