Квартет Я. Как создавался самый смешной театр страны

Все подумали, что Саша тоже вспыльчивый, эмоциональный, и все забудется. Но я продолжил гнуть свою линию. Я, кстати, единственный, кто несколько раз уходил из театра, хлопал дверью серьезно; никто не позволял себе никогда такого. Нас пригласили от Дома актера на открытие ресторана «Санта Фе» (он был очень долгие годы популярным местом, находился на Краснопресненской, недалеко от Центра международной торговли). Он открылся, и мы туда пришли по приглашению. Я с ребятами не разговариваю. И они спрашивают: «Саша, ты серьезно решил уйти из театра?» – «Да, я серьезно решил уйти из театра», – а сам не обращаю на них внимания, выпиваю. И, изрядно выпив, ребята решили со мной поговорить, причем Сережи, основного зачинщика этого конфликта, не было, и он так передо мной потом и не извинился. Но дело не в этом, а в том, что меня стали все уговаривать, убеждать: Леша мне начал аргументировать, что вот он сейчас получает грин-карту в Америке, и он уедет в Америку тогда и будет там жить, а он не хочет туда уезжать, хотя его папа уже очень настойчиво готовится к отъезду; Камиль говорил, что он будет работать с какими-то номерами один, а тут такое дело – театр, мы же его придумали… В общем, у каждого был свой аргумент, и они меня как-то уговорили. Тут еще сказалось спиртное, которое, в данном случае, размягчало меня, а не подливало масла в огонь.

Если бы они меня не уговаривали, а сказали: «Ну и уходи из театра. Мы будем делать его дальше», – то, как в той басне, которую читал про нас Геннадий Викторович Хазанов в костюме баснописца Крылова, была бы уже другая басня, и театр был бы без меня. Или, наоборот, как раз бы после этого все и закончилось, потому что ребята понимали, видимо, что без меня ничего не получится. Как и без каждого из нас.

* * *

Живя в общежитии с Камилем, мы иногда проходили по этажам, когда все студенты засыпали, собирали пустые бутылки и набирали где-то мешка по два. У нас на Таганке располагался эстрадный факультет вместе с факультетом балетмейстеров и факультетом музыкального театра, а напротив был прием стеклопосуды. Собранных бутылок на четырех этажах общежития нам хватало с Камилем, чтобы доехать за три рубля до Таганки с этими двумя мешками собранной посуды (тогда бутылки еще принимали, и бутылка стоила двадцать копеек), сдать их, получить рублей десять, а то и пятнадцать. Вычитая трешку и разделив эту сумму на двоих, можно было получить пятую часть стипендии, потом купить себе и по три литра пива, и сигарет. Собирать бутылки нам было жутко стыдно, особенно если кто-нибудь замечал, поэтому мы дожидались глубокой ночи.

* * *

Что для меня Москва?

Мои родители развелись, когда мне было года три, и папа в семь лет увез меня из Свердловска. Детство мое прошло, в городе Шадринске Курганской области, в поселке Калиново под Свердловском (потом Екатеринбургом). Я первый раз увидел Москву, когда мы с папой ехали из Свердловска в Рязань. Тогда мы пробегали Москву из аэропорта на вокзал и дальше уже в Рязань. Помню, как папа бежал на электричку, я подобрал какую-то монетку, а он схватил меня за руку и потащил дальше. Вот первое впечатление о Москве – такой детский пробег и монетка.

Дальше с Москвой ассоциировались рязанские «колбасные» электрички, когда, получив зарплату, люди толпами ехали в Москву, чтобы купить продукты. Помню, папа с мамой мне привозили ацидофильные сырки, фанту, колу в маленьких бутылочках.

Московское мороженое тоже отличалось, и даже не потому, что в детстве все вкуснее. Оно отличалось от рязанского точно, хотя мы и в Рязани любили после школы с моим другом Олегом, особо не стремясь домой, еще поболтать и купить мороженое. В Москве оно было какое-то особенное. Около Валдайского гастронома. Оно было в хрустящих стаканчиках. В общем, Москва манила своим вкусом, своими запахами, монетками, манила тем, чего не было в моем родном городе. Мороженое «Бородино» мы покупали на вокзале. Сейчас это какой-то маргарин и жир, а тогда это было вкуснейшее мороженое.

* * *

Мы возвращаемся как-то домой с Лешей в общежитие. Засиделись в какой-то компании, выпили. Вышли, а тогда поймать такси было очень сложно. И мы просто остановили какой-то «КамАЗ». Ночь, долго никто не останавливался, а тут «КамАЗ». И я залез туда и заснул. И вдруг Леша меня будит: «Саша, Саша, вставай», – выпившего человека, который только что уснул студенческим сном (недосып был постоянный), мертвецким сном… А Леша меня будит: «Саша, выходи, приехали!» Мы приехали к общежитию, и я открываю дверь и выхожу. Я уже забыл, что садился в «КамАЗ», а это почти двухэтажная машина, и вышел я из «КамАЗа» как из легковой машины и упал в снег.

* * *