Натан Шахам

Квартет Розендорфа

От издательства

Натан Шахам считается видным представителем так называемого «поколения Палмаха»[1]

в израильской литературе, Одной из главных особенностей этой группы писателей обычно называют то, что они уделяют внимание не столько переживаниям отдельной личности, сколько настроениям коллектива, спаянного единой идеологией. Это свойство до определенного времени отличало и творчество Н. Шахама, но книга, с которой мы хотим вас познакомить, является почти нарочитым опровержением расхожей характеристики. Это роман о струнном квартете, состоящем из немецких евреев, которые оказались в Палестине (за одним единственным исключением) в силу необходимости. Их привело в чужую, непривычно жаркую и чересчур пронизанную идеологией страну стечение обстоятельств, а главным образом — невозможность жить и работать после прихода Гитлера к власти на родине, в Германии. История врастания (и неврастания) этих изысканных, изломанных, ни в чем не похожих на прямолинейных сабр — уроженцев страны — людей в новую почву, история их отношений, продолжающаяся в музыке — главной реальности их жизни, а также в «черновике романа» писателя-авангардиста Э. Левенталя, — все это и составляет содержание книги.

Казалось бы, такая тематика предельно далека от писателя «поколения Палмаха», от израильтянина, почти полвека (с 1945 г.) являющегося членом киббуца[2]. Но в жизни и творчестве Натана Шахама черты специфически израильские естественно связаны с обстоятельствами его происхождения и с еврейской культурой как таковой. Отец писателя, Элиэзер Штейнман (1892–1970), известный критик, переводчик на иврит Метерлинка, Достоевского и других зарубежных классиков, человек широчайшей образованности, ратовавший за синтез традиционно-еврейского начала с мировым, родился на Подолье, а его художественные вкусы сформировались в Одессе, где он на переломе двух веков активно работал в еврейской литературе. (Узнав об этом, мы с вами, быть может, легче снесем иронию рафинированных героев романа, снисходительно взирающих на русских евреев с высоты органичной для них немецкой культуры). В 1924 г. Элиэзер Штейнман с женой и сыном Давидом приехал в Эрец-Исраэль. Второй сын, Натан, родился уже в Тель-Авиве, в 1925 г. Здесь он учился в гимназии «Герцлия», здесь стал участником левосоциалистического молодежного движения Ха-шомер ха-цаир, одним из руководителей которого был его старший брат. Братья, унаследовавшие, хоть и в разной степени, одаренность отца, добились известности на литературном поприще. Давид стал видным публицистом, а Натан, начав с поэзии, с успехом занимался драматургией и прозой. Пьесы его ставились не только в Израиле, но также в Европе и Америке; книги вышли на нескольких языках. Так, «Квартет Розендорфа» переведен на английский и немецкий (успех романа в Германии побудил тамошнего издателя вторично выпустить книгу массовым тиражом в мягкой обложке), готовится китайское издание.

Натан Шахам — лауреат ряда престижных литературных премий (в том числе премий им. А. Шленского, им. Х. Н. Бялика, им. И. Ньюмена). В 1992 г. роман «Квартет Розендорфа» был признан в США «лучшей еврейской книгой года». В Израиле роман выдержал шесть изданий. Признание не слишком ожиданное, если учесть, что книга отнюдь не рассчитана на «массового читателя», а ее автор обходится безо всякого пиетета со многими «священными коровами» израильского общества.

Быть может, причина успеха романа в том и заключается, что, не давая никаких рецептов и намеренно избегая легких решений, он подчас создает то напряжение, «которое тянется до точки, где его уже нельзя выносить».

Первая скрипка — Курт Розендорф

Море тихое, путешествие протекает удачно. В сегодняшней Германии у Мендельсона и у нас одинаковая судьба[3]. Но стереть его из Британской энциклопедии они все же не смогли.

Небо яркое, золотисто-синее. Только море еще мрачное, прусской синевы — точно в глубине по-прежнему бушует вчерашний шторм. Волны совсем без пены, гладят борт корабля. Мотор гудит в ми бемоль мажоре. Хорошо сочетается с синим — цветом тоски по абсолюту. Лестница дружбы у «вольных каменщиков»[4].

Хочу верить, что друзей можно найти повсюду, даже в стране, где низкая культура и так много политики. Странно будет играть Моцарта в пустыне. Тонкая печаль, совсем не мажорная, разлита в произведениях, написанных Моцартом в этой тональности, — в Концертной симфонии для скрипки и альта и в Концерте для фортепьяно, в «Кегельштадте», в Струнном квинтете — словно он не верил в дружбу тех, кто поклялся друг другу в вечной верности.