Квартира

– Владимир Павлович, да ведь вам всего три места не хватает. Три человека из двухсот шестнадцати вычеркнут – и все, квартира ваша. Я уверена, так оно и будет.

С этими словами Таня успокоительно похлопала его по предплечью.

– Я попробую достать списки, а вы не унывайте, договорились? Все, я побежала. Александру Геннадьевичу передавайте привет.

По пути домой Фролов впал в прострацию. У общежития он чуть не сбил с ног дворника. Дворник уронил метлу, ругнулся и, кряхтя, наклонился за ней. Фролов как раз извинялся, когда из подъезда выскочил Ваня.

– А, пап, это ты. Я гулять с ребятами.

Вид у него был невеселый.

– А чего такой понурый?

– Там это, – Ваня махнул рукой и поморщился, – бабушка пришла.

У Фролова вырвался тяжкий вздох. Поднимаясь по лестнице, он мрачно размышлял, что при Тамаре Лаврентьевне ни за что не расскажет о бедах с квартирой. Теща никогда не упускала случая уколоть Фролова; она блестяще справлялась с этой задачей и без повода, а уж с поводом развернулась бы по-царски.

Справедливости ради, она ничего не имела против него лично. Тамара Лаврентьевна нападала не только на Фролова, а почти на всех хоть сколько-нибудь знакомых людей. Выбирая жизненную миссию, она пришла к выводу, что ее долг – задавать окружающим золотой стандарт поведения в обществе. Однажды она поставила планку, как следует жить, и с тех пор неустанно всем на нее указывала.

С точки зрения Фролова, любить Тамару Лаврентьевну было так же трудно, как испытывать теплые чувства ко льву, который грызет твою ногу. Еще на подходе к двери Фролов услышал ее хорошо поставленный голос:

– …вы разбаловали ребенка, Лена. Нет, не спорь, я говорю: разбаловали, значит, так и есть.

Фролов скользнул в комнату, сел на стул на пятачке у двери и не спеша разулся. Ему хотелось оттянуть момент, когда придется поздороваться.

– Убежал неизвестно куда и даже не извинился, – продолжала теща. – Хотя видит, что в гостях бабушка… Это дверь хлопнула?

Фролов беззвучно выругался себе под нос. Лена выглянула из-за ширмы.

– А, Вова, это ты.

– Вова пришел? – крикнула теща. – Зови скорее к столу.

Фролов поставил ботинки под стул и нехотя зашел в комнату. Тамара Лаврентьевна сидела за столом, внушительная, как кобра, и перемешивала сахар в фарфоровой чашечке. Чашка была из парадного сервиза, к ней еще прилагалось тонкое блюдце с вензелями. Рядом в вазочке золотисто поблескивали обертки от конфет «Кара-Кум».

– Что-то ты поздно, – неодобрительно сказала Тамара Лаврентьевна, окинув Фролова взглядом.

– А… да. На работе задержали.

– Это хорошо, если за переработки вам доплачивают. Деньги никогда не лишние… Да, Лена? Вам бы деньги не помешали… Что-то Вова похудел и бледный какой-то. Вова, ты хорошо спишь?

Как всегда, при встрече с тещей у Фролова отключилось сознание. Он сел за стол и только после паузы понял, что теща обращалась к нему, а он забыл ответить.

– Э-э-э… Да. Спасибо, все в порядке. Что у нас на ужин?

Лена подала ему тарелку с варениками. Вареники были плотные, блестящие от масла, с большими ушками по краям.

– Видимо, дело в питании, – заключила Тамара Лаврентьевна, наблюдая за тем, как Фролов ест. – Вова, ты как из голодного края. Лена наверняка тебя не кормит.

Если бы за каждый упрек Тамара Лаврентьевна получала по копейке, она бы давно уже разбогатела, купила себе новую дочь и зятя и окунулась бы в пучину отчаяния, окруженная идеальными людьми, к которым не придерешься.

– Мам, ну что ты, – сказала Лена. – Мы отлично питаемся.

– А я что? Я добра желаю. Посмотрела в ваш холодильник – разве так едят? Какие-то консервы, булки, картошка. Вареники эти.

– Ване нравятся вареники. И я их люблю.

– При чем тут люблю – не люблю? Есть такое слово – надо. Семье надо питаться полноценно, а не забивать живот тестом и картошкой. Нужно варить супы, тушить рагу…

– Я ведь с утра до вечера работаю, – произнесла Лена, оправдываясь. Тон у нее был беспомощный. Фролова пронзило чувство где-то между жалостью и омерзением.

– Да это смех, а не работа. И, Лен, я ведь давно говорю: пора взяться за хозяйство. Ты бы хоть на курсы какие сходила, может, научишься чему. По вечерам в нашем ДК есть отличные курсы для домохозяек.

– Лучше расскажи, как дела у папы.

Тамара Лаврентьевна отмахнулась.

– Он целыми днями на даче.

– А что на даче?

– Да какая разница? Чинит забор, наверное. Или крышу латает, я уже и не помню. – В тоне Тамары Лаврентьевны появилась нотка раздражения. Она не любила, когда ее уличали в безразличии к мужу. – Ты же его знаешь – из него лишнего слова не вытянешь. Вот и ты такая же. В семье поговорить не с кем.

Вареники в тарелке кончились, и теперь Фролов с трудом находил причину оставаться за столом.

– Выйду, – сказал он и потянулся за сигаретами.

– Все еще куришь? Наш сосед, Иван Палыч, помните, старичок с болонкой?.. Умер от рака легких. Два месяца мучился, под конец уже с постели не вставал. Похоронили в прошлую пятницу.

Фролов встал из-за стола. Лена посмотрела на него с тайной мольбой. Этот взгляд означал: пожалуйста, не оставляй меня с ней.