Г. С.:
Чего-то у нас, ребята, здесь то ли телефон у кого-то, то ли еще что-то такое, все заскучали. Может быть, кто-нибудь себя назначит официантом, принесет бухла. Блин, ребята, я просто не выпиваю, поэтому мне всегда как-то жалко людей…Сергей Воронов:
Гарик, еще раз с днем рождения тебя! Надо сказать, что эта песня точно не случилась бы в 1991-м, если бы ты не пришел и не сказал: «Какие-то кусочки текста, я придумал фразу, сколько можно терпеть, надо как-то расширить наброски…» И минут за пятнадцать песня была доделана. Текст практически Гарика.– Бриллиантовый состав! Сергей Воронов! С песней, слова которой написал Гарик Иванович Сукачев. А также Сергей Мазаев на саксофоне.
Г. С.:
Да здравствует любовь, ребята!Дима Харатьян, иди сюда. Мы будем играть, ты будешь только петь. Споем песенку. Димка когда-то жил в маленькой квартирке…
Дмитрий Харатьян:
Подожди!Г. С.:
Расскажи ты, господи!Д. Х.:
Я должен сказать, что Гарику обязан практически местом в жизни – он мне открыл глаза на это самое место. Потому что до написания этой песни, которую мы сейчас попробуем исполнить – но я-то попробую, а он исполнит, понятное дело, – я даже не знал, что, оказывается, я живу на нулевом километре Ильинского шоссе. Представляете, прожил сколько лет, уж я не знаю, тогда мне было за тридцать. И пока поэт и музыкант не сочинил песню и не подарил мне, можно сказать, увековечил… Гарик, спасибо тебе.Г. С.:
Рассказал он не все, на самом деле…Д. Х.:
Я не с начала просто… собственно, с финала.Г. С.:
Короче, ребята. Димка с Марусей – Ваня тогда еще не родился, теперь он уже студент…Д. Х.:
Ваня – не Охлобыстин, естественно…Г. С.:
Ваня – сын, Иван Харатьян – не родился, и мы тогда все-таки иногда выпивали, друзья, чуть-чуть. И, соответственно, я уезжал к Марусе и Димке. У них была маленькая комната, их спальня – у них была микроскопическая квартирка двухкомнатная. И вот в этой комнате, в своей спальне, они меня укладывали. Еще у них был жив чудный пес, его звали Лао. Лао, значит, укладывался рядом с этой… Я уж не помню, диван-кровать, что это было у вас… слишком много лет прошло. А сами они уходили в большую комнату спать, меня никак не трогали. И Иван Охлобыстин был первым, кто научил нас гулять.Д. Х.:
В смысле выгуливать друг друга. Как собачек.Г. С.:
Он мне говорил: «Горыня, надо идти гулять, мы должны пройти хотя бы 30 километров. Если не 30, хотя бы семь». И Димка тогда перенял эту офигенную традицию, и мы с ним уходили гулять всегда на речку, на Москва-реку. У нулевого километра, у столбика, переходили всегда эту дорогу и шли мимо церкви, в которой, кстати, и его и меня крестили, когда мы были совсем маленькими детишками, и шли на Москва-реку. Теперь уже, конечно, этих деревенских домов не осталось – там вырос огромный район…Д. Х.:
Павшинская пойма.Г. С.:
Павшинская пойма… Но песня осталась, понимаешь?Д. Х.:
И нулевой километр остался.Г. С.:
И нулевой километр остался, поэтому я как-то сказал Димычу в каком-то жутчайшем абстинентном синдроме: «Я тебе за это песню напишу». Вот, давайте мы сейчас сыграем за это. Димыч, давай!Г. С.:
Давайте споем пару песен не очень веселых.– А то до этого мы хохотали как подрезанные
Г. С.:
Нет, но это были песни драматичные. Просто хочется вспомнить Петра Ефимовича Тодоровского. Мы все его очень любили. У меня были сыновьи чувства к нему, он напоминал мне моего отца: замечательным чувством юмора, с полуулыбкой…– Горыныч, а скажи мне, зная тебя, как крайне тактичного и мягкого человека…
Г. С.:
Слышала, Оля? Я – тактичный и мягкий человек.– Да, тактичный и мягкий человек, который в моем понимании ни разу не выругался матерным словом. Я хочу спросить – вот расскажи-ка мне, брат, про «Анархию».
Г. С.:
Что тебе про нее рассказать?– Откуда там такие слова?
Г. С.:
Но эти слова написал английский драматург – Майк Бейкер. Перевела, прошу прощения, сейчас запамятовал фамилию, переводчица, писатель, которая перевела эту пьесу. Вот и все. Она так написана, написано на этом языке, на английском.– Ну ты, ты – человек, который слово «жопа» при мне никогда не произносил. Как такое могло случиться?
Г. С.:
Споем, давайте, «Знаю я, есть края». Мы ее играем редко сейчас.Г. С.:
Эту песню играл мой отец с нами вместе и на пластинке, и в клипе, и на концертах. Помнишь?С. Г.:
Он сидел чуть-чуть в стороне и всегда играл лучше всех нас.