Квази Эпсилон. Друид

Дима открыл левый глаз, правый, как оказалось, заплыл, и, потрогав лоб, нащупал подсохшую корку от трех параллельных рассечений. Тут же в голове всплыла милая русоволосая девушка в полотняном платье и с котомкой в руках. А потом поющая лесная красавица обратилась в хищника с бурой шерстью, и как итог – он сейчас лежал тут с тремя отметинами от когтей на лице и избитым телом, на любое движение отзывавшемся болью. Кстати, где это тут?

Шея при повороте ныла, но оглядевшись, Дима понял, что находится в каком-то бревенчатом строении, больше похожем на кладовую. Пакля между бревнами, бусы из сушеных грибов, веники каких-то трав и маленькое окошко, затянутое полупрозрачной слюдой, освещало дневным светом эту крохотную комнатушку.

Во-первых, он находится в людском поселении и его худо-бедно перевязали, это хорошо. Во-вторых, на космос все это мало походило, скорее, на какое-то темное средневековье, а это уже плохо. И еще хуже то, что он понятия не имеет, как сюда попал. Дима вспомнил, как попытался встать после ранения в голову в гранитной пещере еще на Еве, в окружении друзей. А дальше он очутился в глухом таежном лесу и первый человек, который ему встречается, обращается в зверя и отправляет его в нокаут во второй раз за два дня.

Он бы и дальше лежал, не двигаясь и регенерируя, но на ноги его подняла Великая Сила – Любопытство. Интерфейс подсказал, что в отключке он провел чуть больше часа и до полной регенерации ему потребуется еще столько же времени. Флинт открыл дверь, сколоченную из грубых досок и, щурясь от дневного солнца одним глазом, вышел на улицу.

Дима и впрямь оказался в деревне, вот только все дома в этом селении находились как бы под корнями исполинских деревьев. На ум приходили только гиганты секвойи или баобабы, но нет, это были дубы и ясени. Видимо, дерево сажалось на землянку и со временем оплетало ее корнями, становясь могучими стенами и крышей. Но сколько же столетий нужно для этого?

По улицам, мощеным крупной морской галькой, сновали местные жители. Ни ников, ни уровней над их головами не было, словно это не игра, а настоящий мир.

Дима еще раз оглядел свой интерфейс и убедился, что находится в виртуальности. Только в какой-то другой, отличной от Квази Эпсилон.

Жители ходили в простой холщовой или льняной одежде, развешивали у домов стираное белье, вокруг бегали и играли дети, размахивая деревянными мечами и палочками. Причем детская игра велась не только на улицах, но и в кронах гигантских деревьев. Но никто из взрослых не спешил ни снять, ни пожурить сорванцов за столь опасные игры.

Плинтус оказался за дверью и, завидев хозяина, начал по-кошачьи ластиться, стараясь лизнуть в щеку шершавым языком. А еще на улице, помимо женщин и детей, появились несколько мужиков. Они окружили двор землянки Димы. Из-за их спин вышел суховатый старик в сопровождении двух отроков. Вся троица была одета не так, как все остальные жители, поэтому Флинт определил их как жрецов или лекарей: балахоны с высоким воротом, с поясом из толстой пеньковой веревки, на котором висят различные вещи непонятного назначения и нож с коротким изогнутым лезвием. Из-за высокого ворота виднелись одни глаза.

У старшего, сухопарого старика, в одежде было одно отличие, выдававшего в нем главного: пуговицы из потемневшего серебра на воротнике балахона. У остальных его спутников пуговицы были костяными.

Старик и завел разговор, его голос по-старчески дрожал и слегка приглушался массивным воротом.

– Откуда ты, смуглый, и зачем прибыл на землю Росомах? – глаза у старика выцвели и слезились от старости.

– Я – Флинт, прибыл я сюда… – тут Дима решил немного соврать. – Не знаю, как прибыл, очнулся в лесу с Плинтусом, ну с енотом моим, услышал пение и окликнул девушку, а она… – Дима решил умолчать о видении. Кто его знает, какие порядки у этих ролевиков или аборигенов. Уж больно напрягало отсутствие никнеймов и уровней.

– А меч тебе зачем, если ты ничего скверного не помышлял? – старик прищурился и поджал губы в тонкую нитку.

– Так что мне, саблю нужно было выбросить? Так я и бросил, чтобы не пугать девку, и сейчас жалею, – попаданец подсознательно провел рукой по подсохшим шрамам и чудом не задетому заплывшему правому глазу.

В мыслях Дима сокрушался, что бросил свою саблю. Тогда бы ему было чем ответить тому оборотню.

– Мечу годно в ножнах быть, коли ничего дурного не умыслил ты, чужак, – дед гневно повысил голос и тоже как бы невзначай взялся за камышовую тростинку, висевшую на поясе из бечевки.

– Хотел бы я увидеть те ножны, что удержат «Шипы Акации тернового венца», – усмехнулся Флинт. Он сам много раз пытался сделать ножны, но сабля раз за разом разрезала их, словно простыню. – Сабля режет любые ножны, потому я и ношу ее в руках.

– Не сочиняй нелепиц, чужак, – возмутился старик, уже отвязав тростинку, похожую по размерам на шариковую ручку. – Вересь, сходи, принеси меч. Ткнем чужого мордой в его ересь, – обратился он к тому из подручных, что был помладше.