Квинтэссенция

Поднимайтесь наверх, душечки.

Смотрите на свет в небесах.

Взращивайте Свет внутри себя.

А внутри «Пятого угла» находился тот, кто все это время наблюдал и ждал тех избранных, кто придет, увидит и взрастит этот Свет.

Глава 2

Если бы флаер не прилип к входной двери школы, Альма Лукас ни за что бы его не заметила, ведь она спешила.

А спешила Альма потому, что наступил конец учебного дня. Скоро должен был прозвенеть звонок, а затем коридор наполнился бы толпой школьников.

Почти каждый раз это случалось с ней именно здесь, в коридорах, заполненных толпой школьников.

И меньше всего Альме хотелось, чтобы это снова произошло.

А еще она казалась рассеянной, даже больше чем обычно. Все потому, что вчера после ужина у нее состоялась беседа с родителями. И Альма весь день прокручивала сказанное у себя в голове.

Снова и снова, снова и снова.

Беседа прошла следующим образом.

– Итак, Альма, – начал ее отец, сплетая пальцы: он так делал всегда, перед тем как сказать что-то важное. – Давай-ка проверим, как идут дела. Прошло уже три месяца с нашего переезда и больше двух с последнего случая. Как, на твой взгляд, ты акклиматизируешься в Фор-Пойнтсе?

Не отрывая взгляда от макарон, к которым она едва притронулась, Альма представила себя на просторах покрытой снегом тундры в одном купальнике. Примерно так она акклиматизировалась. Как будто на улице был минус миллион градусов, а она оделась, словно собиралась на вечеринку у бассейна.

Но Альма не хотела говорить это своему отцу, как и рассказывать ему правду. Она знала, что правда приведет лишь к новой беседе о том, чего нельзя было исправить.

– Альма? – позвал ее отец. – Ты слушаешь?

– Да, – ответила Альма. – И мне кажется, что я очень хорошо акклиматизируюсь. Погода мне нравится. Все в порядке. По крайней мере, я так думаю.

До сих пор она говорила без улыбки, но в этот момент решила улыбнуться. Ощущения были странные – как будто она надела на лицо очень тугую и тесную маску.

– Рад это слышать. Уверен, ты понимаешь, почему мы с мамой обеспокоены.

– Понимаю, – сказала Альма. – Правда понимаю. Любой забеспокоился бы на вашем месте. Но вам не стоит волноваться.

Отец Альмы поднял палец.

– Нас тревожат записки от твоих учителей.

Поднял второй.

– И то, что ты все еще не хочешь выходить из дома.

Поднял третий.

– И еще то, что ты не пытаешься ни с кем подружиться.

– Я пытаюсь, – ответила Альма. – Все время пытаюсь. Целыми днями. Я действительно постоянно стараюсь акклиматизироваться.

Прежде в этом месте беседы отец Альмы иногда перегибал палку, спрашивая, как именно она старается и

что планирует в будущем делать по-другому. Поэтому сейчас в разговор включилась мать Альмы.

– Мы знаем, что так и есть, Альма-Лама, – сказала она. – Но три головы лучше, чем одна, верно? Почему бы нам вместе не подумать, что еще можно сделать?

Мать улыбнулась Альме. Альма сомневалась, что ее мама когда-либо чувствовала себя так, словно носит маску. Она была из тех, кто много улыбается, причем каждый раз совершенно искренне.

– Может, тебе подсесть к новой компании за обедом? – предложила мама. – Посмеяться над чьей-то шуткой? Заняться каким-нибудь спортом? Вступить в кружок? Это же самое простое: почему бы тебе и правда не вступить в кружок? Или даже… даже пойти погулять?

Она положила подбородок на кулак и постукивала пальцем по губам, будто все эти идеи пришли ей в голову только что.

Но все было совсем не так. Каждый раз, когда у них бывали беседы, мама говорила одно и то же.

И каждый раз Альма реагировала так же, как вчера: улыбалась и кивала. Она улыбалась и кивала, хотя чувствовала, как яркий свет, наполнявший ее изнутри, становится все более и более тусклым. А ведь именно благодаря ему она была сама собой, была Альмой.

Закончилась вчерашняя беседа тоже как обычно. Отец Альмы, наморщив лоб и снова тесно переплетя пальцы, сказал:

– Я знаю, что тебе трудно дался переезд и поступление Джеймса в колледж, но ты обязана что-то с этим сделать, приложить какие-то усилия. Теперь наш дом здесь. Попытайся что-то изменить, Альма.

Она кивнула и улыбнулась:

– Я пытаюсь. Правда пытаюсь. Правда-правда.

Позже Альма поднялась в свою новую комнату, цвет которой ей не нравился, и свернулась калачиком под новым одеялом, которое слишком сильно кололось. Она пролежала без сна несколько часов, прислушиваясь к мыслям, которые снова, и снова, и снова крутились у нее в голове, как бывало каждую ночь.

Альма не спала и чувствовала, как тьма наполняет ее изнутри, как тускнеет свет, благодаря которому она была собой.

Потому что в последний раз это случилось с ней не два с лишним месяца назад, как она уверяла родителей. Это повторилось вчера.

И это никогда не прекратится.

И она никогда не заведет новых друзей.

И она никогда не почувствует себя здесь как дома.

И с этим ничего, ничего, ничегошеньки нельзя поделать.