Кыся-2

– Что ты хочешь этим сказать? – недобро спросил Манфреди.

– То, что Кот тяжелый.

– Нет, когда ты говорил про импотентов с роскошными данными?

– Я имел в виду Кота!

– А еще?!

– А еще, что он тяжелый, черт бы тебя побрал!.. А тяжелый он потому, что в два раза больше любого нашего кота! Достаточно?!

– То-то же! – уже спокойно сказал Манфреди. – У нас в Италии за такие шутки стреляют.

– Ну все, все! – примирительно проговорил Шрёдер и накинул на клетку клетчатый платок, чтобы меня не было видно. – Идем…

И я почувствовал, что мы куда-то пошли. Сквозь клетчатый платок не было видно ни черта, и мне ничего не оставалось делать, как улечься на бок и слушать Шрёдера и Манфреди. То ли от количества сожранной форели, то ли от необъяснимого предвидения, но я не испытывал ни малейшего волнения, ни испуга, ничего такого, что могло бы меня вывести из равновесия. Кажется, что я даже был немножко рад тому, что со мной случилось…

– Да, конечно, Кот роскошный! И вес, и размеры… – восхищенно проговорил Манфреди таким тоном, будто мой большой вес и мои нестандартные размеры – дело его рук и предмет его личной гордости.

– И тем не менее, чтобы сделать из него настоящего ДИКОГО РУССКОГО КОТА – ГРОЗУ СИБИРСКОЙ ТАЙГИ, нам придется над ним еще немало поработать, – кряхтя, сказал Шрёдер. – Кстати, неплохое название для новой породы – «Гроза Сибири»…

– Отличное название! – подхватил Манфреди. – Точно! Из него нужно делать подлинного ВАЛЬДВИЛЬД КАТЦЕ!..

Это у них так по-немецки называется дикий лесной Кот. Я об этом узнал еще от вице-консульской Нюси. В секунды восторженного оргазма она кричала мне: «Ты – мой бог! Ты – Вальдвильдкатце!!! Я умираю!..»

Правда, потом я случайно узнал, что в эти мгновения Нюся кричит такое любому Коту, которому она была не в силах отказать… Но это отнюдь не умаляло ее достоинств, а лишь делало ее еще более привлекательной. С Нюсей даже самый плюгавый Кот чувствовал себя половым гигантом!

Тэк-с… Значит, они хотят из меня сделать, во-первых, «настоящего русского», а во-вторых, к тому же – «дикого»… Забавно! Интересно, как они представляют себе «настоящего дикого русского Кота»? С рогом на лбу и с серпом и молотом на груди? Или еще как-нибудь позатейливее? Ну, прохиндеи…

И тут, слышу, Шрёдер спрашивает у Манфреди:

– У тебя сохранились координаты того старика, который делал нам документы на «русскую гончую»?

– Конечно. Я только не уверен – сохранился ли сам старик.

– А что с ним могло случиться?

– Эрих, просчитай ситуацию хотя бы на ход вперед! Если этот старик в сорок пятом году в Потсдаме убежал из Красной Армии в чине старшего лейтенанта, то сколько ему может быть сейчас лет?

– Семьдесят пять… Восемьдесят.

– Согласись, что это превосходный возраст для тихого перехода в другой мир. Мы уже год о нем ничего не слышали. Вариант номер два: старик жив и здоров, но сидит в тюрьме. Может быть?

– С чего бы это? – удивился Шрёдер.

– Да, правда! – развеселился Манфреди. – С чего бы это?! Старик всего пятьдесят лет занимался мошенничеством и только лишь шесть раз сидел во всех тюрьмах Европы! За что бы это его сажать в седьмой раз?!

– Верно… – задумчиво согласился Шрёдер. – А какие он тогда сделал документы на русскую гончую! Экстра-класс!.. Жаль, что она сдохла по Дороге в Лос Анджелес у этого американского актера… Ты не помнишь, как его звали?

– Нет, Эрих. Я помню только то, что ее смерть – на твоей совести. Это ты все время орал, что у русской гончей должен быть втянутый живот, и колол ей витамины вместо того, чтобы дать кастрюлю нормального супа. А этот голливудский дурачок даже понятия не имел, какой живот бывает у настоящей русской гончей!..

Тут я почувствовал, что мы остановились, и Шрёдер опустил мою клетку на землю. А потом я услышал такие обиженные интонации в его голосе, что чуть было не стал его жалеть…

– Руджеро, Руджеро!.. – простонал Шрёдер. – Ты просто сукин сын после этого! Будто ты не знаешь, что когда начинаешь формировать «русскую гончую» из обыкновенной длинной и тощей дворняги с вытянутой мордой и таким чудовищным врожденным пороком позвоночника, что ее спина становится круглой, как у настоящей «русской гончей», – так можно ожидать чего угодно! Я лично думаю, что она скончалась от радостного удивления, когда узнала, что отныне будет жить не в мюнхенском Берг-ам-Лайме, а в лос-анджелесском Беверли Хиллз…

– Господи! Какое счастье, что мы завязали с собаками и перешли только на кошек! – воскликнул Манфреди, и я услышал, как он стал открывать автомобиль. – Насколько они экономичнее собак, насколько тише, насколько удобнее в транспортировке…