Лабинцы. Побег из красной России

Начинает темнеть. Вот полянка и дорожка. Иду по ней и неожиданно наталкиваюсь на высокого, сухого старика с длинной седой бородой, в длинной холщовой рубахе до колен, в таких же портках, в лаптях. Кто он? Странник, лесной человек — не знаю. В руках посох-палка. Солнце уже заходит за горизонт. Скрываться от встречи было рке поздно. Да и надо выяснить — где же я нахожусь?

Старик, увидев меня, осклабился и низко поклонился. Это мне понравилось.

— Где Тулмозерский завод? — спрашиваю.

К моему удивлению, он показывает рукой не на восток, а на юг.

— Сколько до него верст?

— Восемнадцать, — отвечает.

Я его не понимаю. Если я прошел 18 верст, то я давно должен быть в Финляндии. И боюсь его спросить: «Чья это земля?» А он, старчески улыбаясь, по моей кожаной тужурке думая, что я партийный, говорит урывками фраз:

— Ты пойди в село... Там совет... Там можно переспать.

— Где село?., чье?., какой совет? — забросал его будто бы «спокойно» вопросами.

— Да там... две версты отсюда... наше крестьянское село и в крайнем доме совет... Внучка тебя проводит, — сказал и крикнул своей внучке-подростку, которая от меня спряталась в кустарнике.

— Ты карел, дедушка? — спрашиваю.

— Да карел, карел, — отвечает.

— А где финская граница?

— Там далеко, восемнадцать верст, — ответил он и показал рукой не туда, где садилось солнце, а по перпендикуляру к нему.

Только теперь я понял, какую совершил ошибку, идя на солнце. Я забыл, что на Крайнем Севере солнце заходит не на западе, а на севере. Поэтому от Тулмозерского завода я взял направление не на запад, а на север. Пройдя 18 верст, я еще дальше отодвинулся от финляндской границы.

Своим ответом старик буквально «убил меня». Мне показалось, что эта моя ошибка непоправима и я не доберусь до границы вновь без дорог, да еще с наступлением ночи. Но останавливаться было нельзя, а главное, нельзя допустить, чтобы обо мне узнали в селе. Надо уходить и уходить в лесную чащ у как можно скорее. Я заговорил вновь о финской границе, но старик, сделав строгое лицо, говорит:

— Туда не ходи... Запрещено, там убивают.

Видимо, заключаю, случаи поимок были, как и убийств на границе. Но для меня иного исхода не было.

— Спасибо, дедушка, — говорю ему и, повернув прямо на запад, как указал он мне рукой путь к границе, двинулся туда.

Я вошел в новую и более густую чащу леса. Сознание, что мне предстоит пройти еще 18 верст, испугало. Пройду ли я их? Это ведь по прямой дороге 18 верст, а я должен пройти по лесу, зигзагами, встречая и препятствия.

Горькое сознание этого дало мне силу. И я, перекрестившись, двинулся. Заросли становились гуще и более дикие. Часа через два, уже с темнотой, уперся в речку. Она шумит, бурлит, но мелководна. По бережку, меж кустов, тянется тропинка. Я становлюсь на нее и иду вверх по течению. Дорожка извивается, потом уменьшается в своей «проби-тости» и затем совершенно исчезает. Я в недоумении. Куда же идти? Я не хочу отрываться от речки, считая, что, идя по ней, я все же что-то найду — может быть, хату лесника или рыбака. Спускаюсь вниз и по бережку, по песку, по камням иду по ней. Речка, вернее ручеек, быстрая, но такая мелкая и витиеватая в своем течении, что приходилось пересекать ее, так как пологий берег часто переходил в обрывистый, на который не взобраться.

Я был счастлив тем, что попал в период белых ночей, иначе идти было бы невозможно.

Иду-иду, больше смотрю себе под ноги, выбирая дорожку, перескакивая с камня на камень, чтобы не мочить сапог. Вдруг, в полной ночной тишине, лес оглашается каким-то диким, неприятным, протяжным криком. Невольно остановился и вздрогнул. Что бы это значило? Во всяком случае, это не крик человека. Стою и прислушиваюсь. Крик повторился, и как будто ближе ко мне. Я нащупал свой перочинный ножичек и вынул из кармана. Его я нашел по дороге. Он совершенно не годен ни на что, так как его истертое от точения лезвие болтается в разные стороны. Я его подобрал как оружие, на всякий случай... Держа его в руках, двинулся вперед. Вдруг крик повторился так близко от меня и так дико гортанно, по-звериному, что я со страхом остановился, быстро поднял голову, стараясь как можно скорее увидеть этого зверя и, если понадобится, приготовиться к единоборству.

Я еще больше испугался, когда шагах в двадцати от себя увидел не зверя, а существо, похожее на человека. Это существо, увидев меня, остановилось. А я, весь напрягшись, тихо двинулся к нему.

Существо было в лыковой шляпе, в лыковой куртке, в рваных штанах, в лаптях. По лицу висели куски волос не то бороды, не то усов. Лицо не старое, но как бы «идиотское». За плечами лыковая сумка. В руках удилище и рыбацкая сетка. «Пародия на человека» смотрела на меня с полным безразличием, но не зло.

— Кто ты? — спрашиваю.

Он молчит, смотрит, словно не понимая моих слов.

— Кто ты?., откуда?., что делаешь?., почему ты здесь? — тихо, с растяжкой спрашиваю его, познав, что этот убогий карел плохо понимает меня.

— Карел рыболов, — односложно отвечает.

— Почему ты кричал?